Кожейкин Александр

Размалёванный кичливой рекламой троллейбус, урча и подвывая, полз по вечернему городу. В салоне было совсем немного пассажиров, и все они давно уже ушли далеко в себя, не обращая внимания на странного попутчика.

Глаза его были полны отчаянной тоски и одновременно светились бесстрашной надеждой. Они бросали вызов серой обыденности мегаполиса, и были обращены на женщину, которую нельзя было не назвать красивой. Для таких время, остановившись, отдыхает. Чтобы потом, спохватившись, нанести один точный, сильный, безжалостный удар.

Но до этого было далеко. Не случайно наш герой так смотрел на неё. А потом чётко произнёс:

– Я хочу написать Ваш портрет!

Женщину, в мыслях собирающую эдельвейсы на альпийских лугах или созерцающую попугаев в сочных лесах Амазонии, не обрадовало предложение, которое было подобно внезапному возвращению в мрачный, чёрно-белый мир. Её тонкие брови сотворили молнии, а яркие губы тронула недовольная гримаса. Она отрицательно покачала головой, поправив прядь соломенных волос.

Мужчина пристально посмотрел на красавицу, будто заглянул не в голубые глаза её – в глубину души. Невинной и прекрасной, идущей своей тропой красоты, на которую он вступил нечаянно. И сознавая своё место, теперь не у женщины – у великого Создателя миров испрашивал великодушного разрешения продолжать путь.

– Но …

Он смутился под суровым взглядом, отвёл глаза на уставшую папку с набросками, в волнении почесал плохо выбритую щёку и всё-таки закончил:

–… я хочу написать Ваш портрет. Это не займёт много времени.

Красавица, как будто окружённая защитным облаком, холодно, словно с высоты небес, смертно бросила звонкое:

– Нет!

Она продолжила путь по загадочной тропе, а он остался в хохоте незримых демонов у нелепой развилки в ожидании притока свежего воздуха или помощи Демиурга.

А троллейбус замедлил движение и подошёл к остановке. Женщина изящно поднялась и вышла из салона. А мужчина?

Разумеется, он преодолел туманные сомнения и созвучия условностей. И, стремительно, уже на границе тьмы и освещённого круга торговых точек, как на границе миров, догнал красавицу. Забежав вперёд, глупо взмахнул руками и вновь озвучил жгучее желание, подкрепив новыми аргументами:

– Да, я не столь быстро рисую, как Редискин. Не так ловко смешиваю краски, как Капусткин, и не так мастерски изготавливаю багеты, как Картошкин. Однако мне удаётся передать волшебную суть души человека. Во тьму грядущих времён полетит горделивое и прекрасное изображение, а когда на небе не будет солнечных лучей, это отображение стройных форм природы будет освещать поникшее пространство микрокосма.

Женщина, буквально на доли секунды замедлила своё движение по направлению к дому, словно в нерешительности, но вдруг, как ветер в океане, напротив, убыстрила шаг, отрезав:

– Нет, нет и нет!

Но художник ощутил рокотание бури в груди. Он попал в плен лазурных видений и оживших надежд, выползших из раковин отчаяния на свет божий. Из раба судьбы он начал медленное и болезненное превращение в её властелина.

И твёрдо заметил:

– Конечно, я не великий мастер. Но я послушен призывам неведомых сил, заклинающих повторить предложение. Вероятно, это силы природы и как знать, не отреагируют ли они грозной обидой на отказ увековечить их великое творение.

Женщина молчала.

– Я хочу … написать Ваш портрет.

Он горячо и пылко, как самум, налетающий на оазис в пустыне, принялся бросать в бой всё новые и новые аргументы, приводя примеры великих художников прошлого, а она всё молчала.

Так они подошли к подъезду дома, отличающегося от соседних домов лишь номером, и тут она неожиданно едко спросила:

– А может мне просто вам отдаться?

Он, задыхаясь от волнения, не смог вымолвить ни слова, а лишь кивнул в ответ и с бесстрашием пирата, идущего на абордаж, прошёл за ней в хмурый подъезд.

Любопытная красавица луна пыталась заглянуть внутрь типового строения, а когда это не получилось, спохватившись, стыдливо прикрылась облачком. Поэтому этот спутник Земли не смог увидеть, как кольцеобразный огонь начал медленно и неотвратимо сужаться и вдруг охватил этих двоих так плотно, что они долго не могли выбраться из кольца дикой и всепоглощающей страсти.

Те, кто горели, полюбив, и те, кто сгорели, не изведав встречного порыва, одинаково творцы, потому что, прикоснувшись к кусочку вечности, стали смотреть на жизнь совсем по-другому, осознав не только воистину великую силу страсти, но и её способность решительно изменить существо человека.

Однако кто знает все тайники сердца? Покажите мне этого человека, и я скажу: с таким же успехом он может показать вам все тайники змей и все мосты, перекинутые из небытия в Вечность. И мечта о подвигах – лишь детская забава по сравнению с мечтой о долгом обладании прекрасным.

Мужская половина читателей не даст мне соврать, а я цинично замечу: обладать красивой женщиной совсем не то, что обладать красивой вещью, ибо требует постоянной находчивости и даже дьявольской изобретательности.

Неслабая половина читателей ждёт конкретных действий героя. Другая же, слабая и прекрасная половина, давно почувствовала подвох.

– Но я хочу написать Ваш портрет! – громко сказал он утром, жестом римского патриция перекидывая через плечо смятую простынь. И его глаза сверкнули грозным огнём.

– Нет, – всё так же твёрдо ответствовала она, – когда я, простая натурщица, двадцать лет назад вышла за вас замуж, я поставила лишь одно условие: я никогда больше не буду позировать.

Скорбный глас вырвался из груди его, пробил этажи и достиг голубя, всю ночь мучавшегося на чердаке бессонницей и только задремавшего. Бедная птица встрепенулась, а ослабевший звук растаял среди пыльного хлама, напоминая о бренности нелепого и грешного мира людей, способных иногда поражать Создателя своими безумными, противоречивыми и восторженно яркими поступками.