Кравчук Ольга

Помню всё, каждую мелочь, будто это случилось только что. Закрываю глаза, раскидываю в стороны руки и прыгаю вниз. Мы поспорили. Не могу уговорить себя не бояться. Распахиваю веки. Лечу в землю или она в меня. Кричу, размахиваю руками. Когда до низа остаётся несколько сантиментов, падение прекращается, и меня резко дёргает назад. Я напряжён. В спине раздаётся хруст…

Лежу на больничной койке. Окна в решетках и не мылись целую вечность. В палате из мебели только кровать и тумбочка. Стула нет, меня никто не навещает.

– Ну как вы сегодня? – осведомился стоящий в изножье кровати доктор. Они никогда не садятся рядом, опасаются.

– Где мой врач? – отвечаю, уставившись в окно.

– В отпуске. – Он открывает мою историю болезни. – Странно, у вас хорошее физическое состояние, и в тоже время вы прикованы к постели. Как здесь оказались?

Вопрос застаёт меня врасплох.

– Жена – сволочь рыжая, сдала меня сюда около года назад.

– Я говорил с ней. Вы её оскорбляли, избивали, всячески унижали. Один раз запустили в голову несчастной уткой с экскрементами. – Доктор говорил, но при этом выражение его лица никак не менялось, словно этого человека ничем нельзя было шокировать.

– Так я думал, она увернётся. А эта дура даже не пошевелилась. Постой, говоришь, она была здесь?

– И просила передать, что подала на развод.

– Ха! Небось, уже нашла себе здорового кобелька, а теперь хочет, пока я здесь, выписать меня и захапать квартирку. А хрен ей, а не развод!

– Я хочу, чтобы вы попробовали встать, – сказал врач, будто и не слышал меня.

– Ты тупой?! Не видишь, что в карте написано?

Доктор ещё раз заглядывает в историю болезни.

– Как же «нервное потрясение».

– Что ты брешешь? Будто я сам не знаю, что там написано «шизофрения».

– Так вы попробуете встать или мне позвать санитаров?

– Чёрт с тобой! Только помоги.

Врач взял меня под руки, поднял на ноги и резко отпустил. Я тут же грохнулся на пол.

– Вот козёл! – вырвалось у меня.

– Вы что-то сказали? – переспросил тот.

– Говорю, пошёл в жопу со своими экспериментами!

– Пожалуй, вы сегодня излишне взволнованы. Попрошу санитаров положить вас обратно в кровать, а медсестре дам указание увеличить дозу галоперидола.

– Нет, подожди. Меня от него «колбасит». Понимаешь? «Кол-ба-сит».

– А чем же прикажете вас лечить? Позволю себе напомнить, Василий, – говорит он, ещё раз взглянув на титульный лист истории, – вы находитесь в психиатрической лечебнице, а не в госпитале для инвалидов. Впрочем, я попрошу зайти к вам ортопеда и нейрохирурга.

– На хрен они мне сдались?! Лучше пригласи ко мне девочку. Уже год голых сисек не видел.

Спустя какое-то время я лежал на кровати, уставившись в окно. Развод она захотела, ещё чего! Мне вспомнилось, как мы ходили в походы, занимались любовью на вершинах гор, ели одно мороженое на двоих. Как парни подбили меня прыгнуть с тарзанки, а когда она пыталась меня отговорить, я не послушал. Теперь «друзья» даже не звонят. Как сказал один разумный человек: «Поднимающегося редко кто поддерживает, падающего же многие подталкивают». Я всё лежал, беспомощный инвалид, а жена скакала вокруг, вертя задницей. То борща принесёт, то кашки. Стены в квартире пропитались жалостью.

– Что нашла себе по-быстрячку молоденького, я-то уже ни на что не гожусь? – кричал я, когда она вошла в комнату с тарелкой жидкого.

– Васенька, ну что ты какое говоришь, ты же знаешь, как я тебя люблю. Мы вместе со всем справимся.

– Ах, вместе?! Ты посмотри на себя, а потом на меня! Почему это я должен здесь вот так лежать, разве это справедливо? Так должно быть?!

Она подошла к кровати.

– А ну-ка, наклонись ближе, – прошу я, жена повинуется. Хватаю её за волосы и тыкаю лицом в суп, как обделавшегося щенка. Мне легчает, ярость отступает.

В комнату входит мужчина в белом халате. Я перевожу на него внимание, отвлекаясь от воспоминаний.

– Нейрохирург, – отвечает он на мой немой вопрос.

Врач долго задаёт вопросы, осматривает, делает записи.

– Уникальный случай, скажу я вам. Думаю, ортопеду тут делать нечего. По обследованиям всё в порядке. Уж не притворяетесь ли вы?

– По-моему здесь ты больной, а не я, – огрызаюсь.

– В этой больнице уж чего только не было!

Я больше на него не обращаю внимания, не замечаю, когда остаюсь один. Никогда не знаю, который час, только примерно определяю по свету из окна: день, вечер, ночь. Путаюсь в днях недели, месяцах. Часы и телефоны запрещены, никаких личных вещей. Считают, что я могу себя поранить. Выплываю из размышлений на поверхность, возле меня стоит всё тот же доктор, только уже без истории болезни. Ишь ты, успел изучить. Не понимаю, о чём он со мной говорит, прослушал.

– Так вот, мой друг сейчас пишет диссертацию. Его заинтересовал ваш случай. Как я понял, вам не нравится действие галоперидола. Я мог бы его отменить за ответную услугу.

Я уставился на него вопросительным взглядом.

– В течение месяца каждый день вы должны уделять ему два-три часа вашего времени.

– Неужели ты не видишь, как я занят?! Столько дел, всегда куда-то спешу. Но так и быть, встречусь с ним. Но только потому, что это твой друг, – ухмыляюсь я.

– Обещаю, вы не пожалеете.

– Это женщина? – мои брови взлетели вверх.

Доктор прокашлялся:

– Мужчина.

– Может, я и шизофреник, но точно не голубой.

Он оставил мою реплику без внимания и покинул палату так же неожиданно, как и появился в ней. Только сейчас пришло в голову, что я не спросил его имя. Да мне это и не интересно.

Я не помню, как зовут мою жену. Как ни стараюсь, а вспомнить не удаётся. Наверное, так давно называл её по имени, что оно для меня перестало существовать. Мне одиноко, всеми брошен и унижен. Хочу забыться. Проходит ночь, наступает утро. Всё без перемен. Доктор сдержал слово, уколов больше не было. Тоска. В голове звучит песенка. Тихонько её напеваю: «Шёл король по лесу, по лесу, по лесу. Встретил он принцессу, принцессу, принцессу…»

– Вы помните, откуда знаете эту песню? – Раздался от двери голос. – У вас ведь нет детей, верно?

В палату вошёл худой мужчина, с взлохмаченными волосами. У него был неопрятный вид, на халате несколько капель от кофе, лицо помятое, словно он только проснулся.

– У моего друга есть дочь. Она часто её напевала. Ты тот врач, о котором мне говорили?

– Похоже на то, – он покрутился в поисках стула, а затем сел на краешек кровати.

– Не боишься? – скривил я губы в натянутой улыбке.

– У нас должны сложиться доверительные отношения. Вам нужно днём больше спать.

– Тебе тоже. Так что будем делать?

– Расскажите о ваших ощущениях, начиная с того, как полетели вниз, – попросил он, открыв небольшой блокнот.

– Мне было страшно. Нет. Не так. Удивляюсь, как я не обделался. Это с самого начала была хреновая затея.

– Как на счёт мыслей? Можете вспомнить, о чём думали в тот момент?

– Не могу вспомнить, что давали вчера на завтрак, но, как ни странно, помню каждую секунду из того дня. Я почти достиг земли, и меня дёрнуло назад. Думал, что разобьюсь. В спине хрустнуло. Проскочила мысль, будто что–то случилось с позвоночником, и я могу остаться инвалидом, – я потёр ладонью лоб, а затем несколько раз по нему ударил. – Как видите, не ошибся. Больше ничего не помню, наверное, отключился.

– Отлично. Это всё, что мне нужно было услышать. Я бы попросил вас устроиться поудобнее, но, кажется, у вас с этим нет проблем.

– Ты не будешь мне тыкать под нос всякие дебильные карточки?

– В этом нет необходимости. Расслабьтесь, закройте глаза. Подумайте о том дне. Вернитесь в него.

– Ты предлагаешь мне гипноз?! – возмутился я.

– Если вы против, я попрошу медсестру возобновить инъекции галоперидола.

– Уговорил.

– Итак, ваши ноги всё ещё касаются земли. Вы готовитесь прыгать… Я хочу, чтобы в тот важный момент вы изменили свои мысли. Не обращайте внимания на хруст. Вы его не слышите…

Сеансы длились месяц. Я прошел через что-то сродни исповеди без отпущения грехов. Спустя неделю начал чувствовать, когда мои ноги покалывали иголкой. Ещё через две, вставал с помощью медсестёр. Меня перевели в другую больницу. Реабилитация длилась полгода. Так хотелось забыть прошлое, было стыдно, но человек не способен терять что-то из памяти. Я всё ещё неуверенной походкой направлялся к выходу, у которого меня ожидала жена. В руке я держал выписку. В окончательном диагнозе было записано всего два слова: «психоз, самовнушение».