Сеанс эстетической процедуры лазерной депиляции: эффективный способ удаления нежелательных волос.  
   
 
Зайцева Елена  На моей работе светло и чисто

Зайцева Елена
Зайцева
Елена

Тошечка познакомилась с Игорем два месяца назад, в переходе, когда она подскользнулась, а он её поймал.

Был такой красивый, очень тёмный вечер, потому что ещё и тёмные тучи стояли со всех сторон, но в переходе горели фиолетовые длинные лампочки-неразбивайки, и Игорь был одет в фиолетовую литую футболку, и это Тошечку очень как устраивало. Было красиво и романтично.

Тошечке всё в нём нравилось, и сразу понравилось. Игорь был мечтой, которая сбылась.

Тошечка-то так себе. Полновата и одевается не очень, да и откуда бы очень. Она немножко заикалась, но считала, что не немножко, поступила в экономический колледж, но учиться не смогла и работала нянечкой в садике, а потом ушла на почту, потому что садик далеко.

А Игорь высокий, видный – мамино мнение. Ей как нравится, то сразу видный, а как нет, то дормидонт и выпадок, и где она эти слова берёт, неизвестно.

Высокий, видный и одевается как король, и только два маленьких недостатка. Фотографироваться не любит и не говорит, где и кем он трудоустроен. Нет, в деньгах он не жадничал, подарил уже много чего, и гуляли они с его кошельком, а с её только настроением. Но всё-таки это было странно, насчёт работы. Хоть бы намекнул. Или объяснил, почему не говорит, стесняется например или ещё как-то.

– А может т-ты ас-сенизатор? Это н-ничего. Я п-пойму.

– Ассенизатор? Хех.

– М-может, киллер?

– А ты бы встречалась с киллером?

– Д-да. Ты главное с-скажи. Я п-пойму.

У его мамы она тоже спрашивала, но мама говорила только что всякие работы хороши, а нехороши только лентяи. Так и висли богатой бахромой её «п-пойму» в темноте этой неразрешимой загадки. Но однажды Игорь вдруг переспросил:

– Поймёшь?

– Д-да!

Они гуляли по Фучика и дошли как раз до Третьей Клинической, и Игорь направил её под локоток к Третьей Клинической.

– Ты в б-больнице работаешь? – уважающе обрадовалась Тошечка.

– Нет. А ты бы хотела, чтоб в больнице?

– Н-не обязательно... – пожала она плечами. Не обязательно, но врач – это круто!

Они пересекли двор с наползшими больными и их родственниками и знакомыми, были как раз часы посещений, и народу было много. Игорь всё шёл.

– Мы к-куда?

– Туда.

Туда ничего уже не было, был только морг.

– Ой. Ты п-п...

– Патологоанатом? Нет! – и Игорь так заулыбался, что стало понятно, что правда нет.

– А кто?

– Да так... Покойник один.

– К-как это? – Тошечка даже остановилась.

– Какая ты! Шучу я. А ты простодушная.

– П-п-п...

– Да, да. Но мне это и нравится.

– П-почему?

– Сам не знаю...

В морге не было холодно, как все говорят.

Тошечка приложила ладонь ко лбу, как козырёк, и пока они проходили, всё время этот козырёк опускала, чтобы ничего не видеть. Видела только пол и мелькающие Игоревы кроссовки. Пол был цементный, щербатый и довольно грязный. Но потом стал кафельным, а потом появилось бордовое ковровое покрытие.

– Пришли.

– Тут ничего с-страшного? – спросила Тошечка, но уже убрала ладонь и увидела сама. Ничего страшного не было. Была очень чистая комнатка, белые без ничего стенки. Лампы на ножках, в одном углу и втором. Красивый кожаный диванчик, два таких же кресла по сторонам. Большой шкаф. На прозрачном столике белый ноут и стопка глянцевых журналов «N/М». Что такое «N/М»? Но где-то слышала раньше, или не слышала, а только показалось. Это было похоже на комнату отдыха, ординаторскую. И ещё на комнату отдыха в сауне, куда она школьницей приходила прибираться, помогала матери. Только там был телек и всё время работал. А здесь не было, и было как-то тревожно-пусто, как будто кто-то обещал прийти, но никто не пришёл.

– Сядь сюда, – показал Игорь на кресло. – И закрой глазки.

– Ой. А что б-будет?

– Шашлык из тебя будет. Шучу я! Давай, усаживайся.

Тошечка закрыла глаза и затаила дыхание. Ей было интересно, но ещё и как в лагере «Гастелло», когда она заплыла далеко и поняла, что к берегу плыть тяжелее, чем от берега.

Игорь ушёл и сразу же пришёл. Возился с чем-то, но не очень-то уж и долго...

– Теперь открывай. Лучше медленно.

Она открыла быстро и взвизгнула. В кресле напротив сидела голая мёртвая женщина. На животе у неё был большой сине-зелёный синяк. Она сидела очень ровно, а руки аккуратно положила на подлокотники. Глаза у неё были закрыты, а рот открыт. Лоб по самые веки занавешивала густая прямая чёлка.

– Ты не бойся. Она не кусается. Её зовут Ксения, – Игорь говорил очень дружелюбно, но Тошечка прижала уши как будто он орёт.

– Ты же просила рассказать. Я фотограф. Энэмщик. Энэм. Что, никогда не слышала?

– Я д-думала, это н-н-неправда... – Тошечка слышала и вспомнила. Она думала, что это сказки такие, как «Городские мифы» после двенадцати на «Восток-ТВ», и ещё такие, как утром ведущие рассказывают ужастики, чтобы население проснулось.

– Энэм! Некромеморика. Перспективное направление. Чего ты боишься? Она правда не кусается. – Игорь подошёл к покойнице и резко закинул ей голову назад. Она посидела так секунду, и вдруг внутри неё что-то щёлкнуло. Тошечка опять взвизгнула, заскочив на кресло с ногами.

Игорь опустил мёртвую голову как раньше, и опять что-то щёлкнуло.

– З-зачем ты её п-принёс?

– Работать. Сейчас мы в порядок её приведём, принарядим. А к шести придёт заказчик. Он тоже хочет.

– Что х-х...

– Не отдельный портрет ушедшей, а вместе с ней. Многие так хотят. На память. А что плохого в памяти?

Игорь уселся на диван, выхватил из стопки журнал, веером листанул и распахнул на постере. На постере стоял стол со скатертью, а на скатерти самовар и большое блюдо с кренделями. За столом сидела семья. Дедушка, бабушка, папа, мама и двое детей. Все улыбались, а дедушка ласково тянулся за кренделем.

– Дед с бабкой в доме угорели. Раньше времени закрыли заслонку в дымоходе.

– Умерли, д-да?

– Да. Но как живые!

Тошечка смотрела.

– В с-смысле? Ой... – сказала она и зажала рот рукой. Бабка с дедкой и правда отличались. У них что-то с улыбкой было, и глаза были какие-то странные. И дед тянулся к этому кренделю под таким углом, под каким люди не сидят, не стоят и не тянутся.

– Но это мэтры работали, там понятно, произведение. Мы попроще будем, но тоже... – Он подвинул, открыл, включил ноутбук. – Смотри, интересный случай... Нет, вот. Восемь лет. Мать всё орала «Наташа, Наташа». Утонула, сутки в воде...

На фото распласталось детское тельце в коже чуть зеленоватого цвета, в розово-красных пятнах на шее и лице. Кое-где на груди и ногах выступали фиолетовые сосудистые дорожки. Один глаз приоткрыт, а другой совсем открыт и красный, и зрачок съехал к носу. Во рту сиреневая пена.

Тошечка закрыла глаза, сразу и так, и руками.

– Н-не н-н-н...

–Да, да. Было ужасно. Но стало хорошо! Ты будешь смеяться, но я столько с этой пеной провозился, вылезала как ненормальная, только вытрешь, опять. Пришлось гидрофилку в глотку пихать. Так и сидит с мочалкой в глотке, но ничего, улыбается! Знаешь, как они улыбаются?

– Н-н... Ф-ф... фотошоп?

– Иногда. Лорин Арт, Слэшэйч... Но это в крайнем случае и непрофессионально вообще-то. Там так. Скобки такие. Как крючочки, только с шипами... Япошки хемофиксаторы пробуют!

Игорь потянул Тошешку за запястья, приглашая всё-таки посмотреть. Она мотала головой и не открывала глаза.

– Я вообще-то старался... – погрустнело сдался он, и Тошечка всё-таки открыла глаза.

С экрана немного косо и поэтому странно хищно улыбалось припухшее лицо. На один глаз напущена волна волос, зацепленная белой розой, а другой какой-то остановившеся-упёртый. Глухое розовое платье с длинными рукавами. Она сидела привалившись к креслу и, неловко вывернув руки, держала их на коленях.

– Н-но есть же ф-фотографии, к-когда она... к-когда...

– Живая? Есть. Но это последняя возможность, потом зароют. Последние миги. Родственники их ловят как могут. Знаешь, как...

– Мне п-пора...

Тошечка сползла с кресла.

– Хочешь уйти? Вот так возьмёшь и уйдёшь? – Игорь принялся листать кадры. – Ну не знаю, – пожал он плечами. – Мне нравится, заказчикам тоже.

– Как там п-пройти?

– И Наташа эта нормально получилась. И этот с кардиологии... И эта... Ну вот, ушла взяла. Никто нас с тобой, Ксения, не понимает. – Он притащил из шкафа пластмассовый ящик. Вытащил расчёчку и, поправив Ксении голову, начал её причёсывать, приговаривая: – И умные нас не понимают. И глупые нас не понимают. И сложные нас не понимают. И простые, как видишь... – Расчёска застряла, он дёрнул посильнее, и она снова пошла. – ...И простые, как видишь, не понимают. Но главное что? Главное не отчаиваться. Хорошие волосы. Занимаешься, ухаживаешь, вижу.

 

Тошечке помогла выйти женщина в чёрном платке, на которую она довольно скоро наткнулась, потому что опять ни на что не смотрела.

Тошечка вспомнила. Наташина группа выпускалась в прошлом году, и Наташа выступала последней, читала стишок «В первый класс» – пусть пока мы ещё дошколята... У неё не хватало двух передних зубов, и она говорила «есё» и «досколята». Её мама пришла с большой собакой, и смотрела с улицы, через окно, а в конце улыбалась и махала.

© Зайцева Елена, 2019

<<<Другие произведения автора
 
 (3) 

 
   
   Социальные сети:
  Твиттер конкурса современной новеллы "СерНа"Группа "СерНа" на ФэйсбукеГруппа ВКонтакте конкурса современной новеллы "СерНа"Instagramm конкурса современной новеллы "СерНа"
   
 
  Все произведения, представленные на сайте, являются интеллектуальной собственностью их авторов. Авторские права охраняются действующим законодательством. При перепечатке любых материалов, опубликованных на сайте современной новеллы «СерНа», активная ссылка на m-novels.ru обязательна. © "СерНа", 2012-2023 г.г.  
   
  Нашли опечатку? Orphus: Ctrl+Enter 
  Система Orphus Рейтинг@Mail.ru