Рыбалкин Валерий

1.

Случилось это в теперь уже далёкие девяностые годы. Совершенно неожиданно жизнь дала трещину, в которую с грохотом посыпалось всё, что раньше казалось твёрдым и незыблемым. Заводы в нашем маленьком городке дышали на ладан, зарплату почти не платили, а улицы стояли обшарпанные, заваленные горами мусора, который не вывозился неделями. Зато в многочисленных видеосалонах стали крутить жёсткую порнуху, зашибая неплохие барыши на контрастах с целомудренным советским прошлым.

Тотальное безденежье не давало вздохнуть, а свалившаяся на наши головы так называемая свобода спровоцировала окончательный распад моей и без того непрочной семьи. Поэтому, расплевавшись с женой и спасаясь от её безумной ярости, нашёл я одинокую женщину, жившую с сыном-подростком, и перебрался к ней. Тёмными зимними ночами, пытаясь преодолеть синдром одиночества, мы инстинктивно жались друг к другу – два тёплых живых комочка, окружённые океаном холода и безразличия.

Перед Новым Годом я пригласил к нам в гости своего двенадцатилетнего сына. Светлана, моя новая жена, отнеслась к этому с пониманием и одобрением. Новогодний стол мы, конечно, собрали, но вот на ёлку денег не хватило – слишком много просили торговцы за зелёную красавицу. Может быть потому, что кроме прочих накладных расходов им приходилось платить дань ещё и милиции. Да, сержанты и старшины, наряду с бандитами, без стеснения ходили по рядам на бывшем колхозном рынке и, согласно установленной таксе, собирали с продавцов мзду. В городе было три власти – две бандитские и… милиция.

До волшебной новогодней ночи оставалась пара дней. Поэтому, недолго думая, я надел старое пальто, валенки, прихватил с собой мешок, небольшую складную пилу и отправился за город. Благо, идти было недалеко – метров триста от нашего дома. Любителям лыжных прогулок не надо рассказывать о красоте зимнего леса. Им хорошо известна морозная свежесть нахохлившихся под тяжестью искрящегося голубоватого снега сосен и елей. Они знают о таинственных следах лесных зверей, о безупречно ровной лыжне, уверенно рассекающей напоённые прелестью родные просторы, о многом-многом другом.

Однако идти в валенках по глубокому снегу было непросто. Через десять минут прогулка мне стала надоедать, а через полчаса я буквально взмок, пытаясь пробить колею в бесконечных сугробах и буераках. Елей поблизости не было, лишь сосны-переростки стояли рядами вдоль расчищенной бульдозером дороги. Поэтому, недолго думая, с помощью своего нехитрого инструмента я спилил несколько нижних веток попушистее, набил ими мешок и с чувством выполненного долга отправился домой. Тем более что короткий декабрьский денёк подходил к концу, а впереди была самая опасная часть моего рискованного предприятия.

Я знал, что наряду с крышеванием ёлочных базаров, милиция традиционно проводит под Новый Год спецоперацию по поимке и обезвреживанию несознательных граждан вроде меня, имеющих неистребимое тайное желание вырубить под корень все окрестные леса и превратить наш цветущий край в дикую безлюдную пустыню.

Понимая все возможные последствия своего незаконной затеи, я шёл в сгущавшихся вечерних сумерках по улицам родного города, прижимая к себе мешок, до отказа набитый тугой пахучей хвоей. Какое-то время фортуна была ко мне благосклонна. Но вот в свете случайно сохранившегося уличного фонаря мелькнул обшарпанный милицейский газик. Он вылетел из тёмного переулка, развернулся и стал поперёк дороги. Сердце моё застучало громче, а душа ушла в пятки…

2.

В ярко освещённом холле городского техникума меня усадили на стул и оставили под присмотром молодого сержанта. Шок после задержания ещё не прошёл, и поэтому ужасно хотелось вырваться и бежать отсюда – как можно быстрее и, желательно, подальше. Не выдержав и пяти минут неподвижности, я встал и начал выхаживать из угла в угол, пытаясь хоть немного успокоиться.

– Не мельтеши тут. Сядь и сиди, – сказал сержант поставленным командным голосом. – А это что у тебя? Какая интересная складная пилка!

Он вытащил из сумки мой инструмент, открыл, закрыл его и с сожалением положил на место:

– Конфисковать бы у тебя орудие преступления. Ну, да ладно, сейчас нельзя!

– Может, отпустите? Мне домой надо, стал я проситься, пытаясь разжалобить своего охранника.

Но страж порядка был неумолим. Через полчаса приехали его сослуживцы, отвезли меня в милицию и сдали на руки участковому – старшему лейтенанту лет тридцати пяти:

– Вот тебе лесник, вот ёлка. Принимай, оформляй, а мы поехали дальше.

– Да, не вовремя… на нашу голову… – глядя сквозь меня усталым взором, пробормотал старлей, почёсывая пятернёй затылок с едва пробивавшейся лысиной. – Только-только домой собрались.

– Ничего не поделаешь, будем оформлять, – отозвался из-за стола лейтенант, которого я сразу не заметил. – Четвёртый за сегодня… лесник. Неймётся патрульно-постовым – стахановцы хреновы. На премию себе зарабатывают, а нам тут...

Меня усадили на стул, и лейтёха начал заполнять бланк протокола: фамилия, имя, отчество и дальше по списку. Затем он позвонил в отдел кадров завода – убедиться в правдивости моих слов. И тут меня осенило, я понял, как смогу выкрутиться! Дело в том, что под Новый Год запрещено рубить ели, но ни в коем случае не сосны. А в моём мешке лежал…

– Пишите, – воскликнул я радостно. – Я не ёлку срубил, а напилил лапника – сосновых веток. Это не запрещено, это можно без всякого разрешения. Во время похорон, например, всегда рубят хвою. На кладбище целая гора сосновых веток лежит.

Томительная пауза повисла в жарко натопленном кабинете участковых инспекторов. Эти люди, в отличие от патрульно-постовых служак, хорошо знали жизнь во всех её проявлениях. Им приходилось разбирать семейные ссоры, ловить и сажать расписанных татуировками синих зеков, заниматься воспитанием хулиганов и делать прочую чёрную и неблагодарную, но такую нужную для всех нас работу.

– Та-ак, – протянул старший лейтенант. – А почему же ты раньше молчал?

– А кто бы со мной там, на улице, стал разбираться?

– А здесь? Почему сразу не сказал? Нет, теперь просто так мы тебя не отпустим. Две бутылки принесёшь!

Я немного помялся, соображая. Стратегический запас водки на Новый Год у жены был, но…

– Одну!

– Ладно, но только чтобы через пятнадцать минут на столе стояла. Согласен?

Выбора у меня не было, и через четверть часа, будто по мановению волшебной палочки, вожделенная поллитровка нарисовалась на том самом месте, где писался протокол о моём задержании. Когда я вошёл, лейтенант сосредоточенно нарезал тонкими дольками небольшой кусочек сала прямо на этой крайне неприятной для меня бумаге.

3.

Отношение к водке в России всегда было неоднозначным. Но в начале девяностых злодейка с наклейкой вдруг приобрела статус жидкой валюты, частично заменив стремительно обесценивающийся рубль. Теперь любая вещь или услуга измерялась в зелёных водочных бутылках, которые стали дефицитом после горбачёвской антиалкогольной компании.

Как-то я был свидетелем предновогодней распродажи этого стратегически важного продукта. Небольшое окошко магазина, стыдливо называвшегося винным, представляло собой крепкую металлическую решётку. И когда она открылось в положенный час, толпа страждущих, казалось, готова была по кирпичикам разнести стену, отделявшую покупателей от дефицитного алкоголя. В этой схватке, как всегда, победил сильнейший. Человек двадцать здоровенных мужиков, организовавшись, оттеснили от окошка всех остальных и приобрели большую часть того, что было выставлено на продажу. Вернее, обменяли деньги на надёжную «жидкую валюту».

Однако через несколько лет водку начали продавать более цивилизованным способом – по талонам и под присмотром милиции – той самой патрульно-постовой службы, которая задержала меня с мешком хвои. По новым правилам работяга, выстояв на морозе многочасовую очередь, должен был предъявить у заветного зарешечённого окошка: талоны, купоны, деньги, паспорт с соответствующей пропиской и пустую водочную бутылку. Теперь, надеюсь, неискушённый читатель понял, какое значение, какую ценность представляла собой принесённая мною в милицейский участок бутылка казённой водки.

Старлей неторопливо открыл её, разлил по стаканам. Мы выпили за год прошедший, за наступающий, за то, чтобы в Новом Году жилось лучше, чем в уходящем. И обычное для России, но совершенно непонятное для иностранцев мужское братство связало, сдружило, объединило нас троих.

– Эх, такую страну профукали, – нарушил затянувшееся молчание лейтенант. – Всё у нас не так, как у людей – через пень-колоду. Неужели нельзя было сделать то же самое, но по уму?

– Раньше на весь мой милицейский участок было три неблагополучные семьи, – вступил в разговор старлей. – А теперь в каждом доме по три, если не больше. Куда мы катимся? Одному Богу ведомо, да ещё – Борису Николаевичу в Кремле.

Разговор свалился в привычную политическую плоскость. Ругали Ельцина, Горбачёва. А когда бутылка опустела, старлей вручил мне мешок с хвоей и проводил за проходную.

На улице было темно и тоскливо. Дома ждала меня Светлана, а проклятый лапник напоминал о недавно пережитом, неприятном. Я решительно свернул с дороги и вытряхнул содержимое мешка в большой сугроб, под которым угадывалась куча неубранного мусора.

4.

Новый Год – это наш любимый праздник. К нему мы готовимся загодя, заранее предвкушая переживания волшебной Новогодней ночи, когда вместе с боем Курантов люди загадывают самые заветные свои мечты и желания. Мне иногда кажется, что Дед Мороз просто не в состоянии не только выполнить, но даже запомнить всё, что мы нафантазируем в последние минуты уходящего года. Но нет! Рано или поздно наши мечты сбываются, подчиняясь невероятному чародейству божественно прекрасной Новогодней ночи. Сбываются, если мы, словно дети, наивно верим в её волшебство, в то чудо, которое она приносит нам из далёкой детской сказки.

Ранним вечером тридцать первого декабря в дверь постучали. Конечно, мы ждали гостей, но такого… В коридоре стояли Дед Мороз и Снегурочка, а в руках у Новогоднего Волшебника сверкала подтаявшими снежинками пушистая и нарядная – ЁЛКА!

– Принимайте гостей, – забасил из-под бороды… кто? Я так и не понял.

– Нет, мы ничего не заказывали, – стала убеждать пришедших Светлана.

Но Дед Мороз смело шагнул за порог нашего скромного жилища и вручил Новогоднюю красавицу ошалевшим от радости детям. В этот момент его шуба случайно распахнулась, и на мгновение мелькнули… форменные милицейские брюки с лампасами.

– Старлей! – обнял я своего нового друга.

– Вы ошиблись, молодой человек! Я прибыл к вам с далёкого Севера, из Лапландии! – промолвил хорошо поставленным командным голосом Дед Мороз.

Мы установили пахнущую смолой лесную красавицу, украсили её игрушками и веселились всю ночь, даже не понимая до конца, что главное в Новогоднем празднике вовсе не ёлка, а любовь, взаимная симпатия и теплота наших сердец.