Соляник Галина

Женька тщетно пыталась унять волнение, поднимаясь по знакомым с детства ступенькам в родительскую квартиру, которая досталась ей по наследству после смерти матери, покинувшей этот мир семь дней назад. Дверь в квартиру была не заперта, в коридоре стоял запах перегара.

Понятно, подумала она, видно, братец дверь без ключа открывал-открывал, да и взломал в итоге. Значит, он в квартире, в своей комнате, опять в стельку пьян. «Вот же довесочек мне достался к наследной квартирке», — с грусть подумала молодая женщина, набирая на мобильном телефоне номер знакомого мастера, чтобы попросить его сменить замок на входной двери.

При жизни матери Женя сильно осуждала ее отношение к старшему, теперь уже сильно пьющему брату. Сама Женя годами с ним не общалась. Ей казалось, что веди себя мать с братом строже, то, может быть, его жизнь сложилась иначе. В детстве Женька любила его, гордилась им, не у всех девочек был старший брат, всегда готовый прийти на помощь. С годами любовь сменилась брезгливым разочарованием.

Женя не успела войти в комнату, как брат, пошатываясь и опираясь на стену, вышел ей навстречу. Давно небритое лицо, опухшие от перепоя веки, в глазах боль, мольба, радость. Когда Женя поняла, что он лепечет, ее захлестнула волна негодования и злости. Ага, как же, Ангел прилетел, специально, чтобы тебя, урода окаянного, опохмелить. Поднявшаяся в ней волна гнева вдруг схлынула, что-то глубоко внутри отозвалось на голос брата состраданием, у нее даже голова закружилась, и колени вдруг стали ватными. Она поняла всем своим существом, насколько ему сейчас плохо и как же сильно она все еще его любит. Почти не соображая, что она делает, Женька выбежала из квартиры, нажала на кнопку вызова лифта, перебежала дорогу на красный свет и, уже купив в ближайшем киоске пару бутылок пива, осознала, что она сделала.

Вошла в квартиру, молча, поставила перед братом бутылки с пивом и отвернулась к окну. Как же хорошо она сейчас понимала свою мать, ей тоже было в эту минуту невыносимо жаль брата, обидно за него. Злости не было вовсе, сердце стучало в горле, все тело мелко вибрировало. Женька уперлась горячим лбом в прохладное оконное стекло и неловко смахнула непрошеную слезу позднего раскаяния. Мамочка, прости, прости меня за черствость, за непонимание, за то, что не хотела делить с тобой свой семейный крест.

Как ни старалась Женька, но так и не смогла сдержать рвавшихся наружу рыданий. В этой борьбе с собой она не поняла, как и когда брат успел подойти и обнять ее за вздрагивающие от рыданий плечи, сунуть какой-то сверток в карман ее широких брюк и заговорить с ней:

— Прости, сестренка, прости. Сдай меня куда следует, и все. Мочи моей уже нет жить так, как живу. Прости. Может, живи я иначе, и мать бы не умерла так рано.

Женька повернулась к нему лицом, обняла брата, дала волю слезам. Чуть позже она вызвала такси и отвезла брата в наркологический диспансер. И что удивительно, он согласился, денег на карте как раз хватило, чтобы оплатить его курс лечения. Хотя сегодня Женя была готова ради брата на многое: - влезть в долги, сдать в ломбард мамины украшения. Одна беда, она никак не могла вспомнить куда, их положила.

Едва Женя собралась звонить соседке, чтобы та успела вовремя забрать ее дочерей из детского сада, как зазвонил мобильный. Номер был неизвестный, Женя, вопреки обыкновению, приняла звонок. Приятный, слегка встревоженный женский голос спросил:

— Алексей рядом с тобой?

— Кто? Что? Нет.

— А где же он тогда?

— А кто это? С кем я говорю?

— Это Валя, его любовница.

Женя давно хотела много чего сказать этой женщине, к которой год назад ушел жить ее муж Алексей, оставив ее одну, без работы, с двумя маленькими девочками, с умирающей от рака матерью и спивающимся братом. Но что-то странное происходило с ней в этот день. Женя не швырнула трубку, не стала выговаривать ей, а довольно дружелюбно сказала:

— Я, правда, не знаю, где он сейчас. Просила его сегодня забрать девочек из детского сада, опаздываю, но он как обычно никак на это не среагировал.

— Нет, он среагировал, он с работы отпросился. Точно знаю, я же его директор.

— А я про Алексея уже давно точно ничего не знаю.

— Хотите, я заберу девочек? У нас офис окнами выходит на ваш детский сад, и Леша каждый вечер смотрит, как ты их приводишь и уводишь.
— Хорошо, забирайте. Я сейчас позвоню воспитательнице и предупрежу ее. Ключ под ковриком, код от подъезда 1357.

— Сегодня солнце, мы погуляем у подъезда, ну или как хотите.

Женя не понимала, что с ней происходит. В ней не было ни ненависти, ни ревности к этой женщине, и в этом новом мироощущении ей было комфортно и уютно.

Снова зазвонили телефон. Это был Алексей, ее бывший муж.

— Жень, не парься, я девочек заберу.

— Валя твоя их успеет забрать раньше, я разрешила.

— Ты! С тобой все в порядке?

— Более чем.

— Ну, пока, до встречи.

Женя положила мобильный телефон в чехол, пробка на дороге потихоньку пришла в движение. Через час она уже была у входа в свою квартиру. Заливистый смех младшей Манечки и громкий радостный голосок Даши было слышно даже на лестничной площадке. Будь Женя своей соседкой, она бы решила, что в дом вернулось счастье. И еще она поняла, как сильно устала за этот день, или за год, или за всю свою короткую жизнь.

Бесшумной тенью она скользнула в пространство своей квартиры, молча, никем не замеченная опустилась на скамью в прихожей. Первой ее присутствие почувствовала младшая дочка: трехлетняя Маня тут же замолчала, выбежала в коридор, испуганно уставилась на мать в ожидании окрика или шлепка. Даша тоже замолчала, подошла к матери и тихо сказала:

— А нас сегодня папа забрал из садика. А это тетя Валя, она нам торт купила, мы чай пьем, мы тебе кусок с розочкой оставили.

Следующим заговорил Алексей:

— Женек, это… Меня Валентина сегодня уволила. И это… Мы с ней расстались.

Женя пыталась понять смысл сказанного, но ее мозг отказывался верить в то, что она слышала. Вдобавок заклинила молния на сапоге, Леша заметил, подбежал, стал расстегивать. Женя позволила, вспомнила, что последний раз он помогал ей снять сапоги в роддоме, в день рождения их младшей дочери Мани. Сняла пальто, молча, внесла на кухню сумку с продуктами, нечаянно встретилась глазами с Валей и почувствовала, как той плохо. Спросила:

— Что случилось?

— Рак у меня нашли, оперировать отказываются, поздно...

В разговор вступил Алексей:

— Слышь, Женек, она думает, что ей это за тебя, ну за детей. Но она же, не знала, что я женат, она потом узнала, через полгода где-то. Это я — скотина, а она не знала. Прости нас.

— Женя, у меня есть работа в отделе кадров, ее можно дома делать. Думаю, часа за четыре в день ты с нужным объемом работ управишься. Твоей зарплаты вам с девочками на жизнь должно хватить. Мне где-то полгода осталось жить. Свою фирму я на тебя оформлю. У меня родных нет, и детей тоже бог не дал. А он пусть живет, как знает, бог ему судья.

Женя с трудом воспринимала происходящее, больше всего ее удивляло отсутствие обиды или злости на кого-либо, и это ей начинало нравиться.

Вечером, уложив дочерей спать, Женя вспомнила, что так и не посмотрела, что положил в карман ее брюк брат. Достала, морщась от брезгливости, развернула грязный носовой платок и обомлела. Брат вернул ей потерянные еще при жизни матери странные сережки и пару золотых цепочек. Женя тут же вдела в уши любимые мамины сережки, взяла маленькое зеркало и долго смотрела на свое отражение в большом зеркале — сережки тихо и мерно покачивались в ушах. Женя всегда знала, что похожа на свою мать. Сейчас, глядя на свое отражение в старом зеркале, ей казалось, что она смотрит не на себя, а на нее. Времена смещались, покой, и умиротворение окутали ее…

Засыпая, Женя догадалась, что сегодняшний день даровал ей таинство прощения.

Или истинного смирения? А может быть, одного без другого не бывает?