Ржаная Любовь

Тимофеевна возвращалась из Питера, где проведала перед началом учебного года внуков, Мишку и Сережку. Драчуны, непоседы! А бабушку как любят! Сын проводил ее, посадил на поезд,  донес до ее плацкартного места в середине вагона сумку с гостинцами. Невестка не провожала, но крепко расцеловала ее дома, перед расставанием.

Тимофеевна ехала не в Москву. Ей надо было выходить ночью, на полпути. А сейчас теплый августовский вечер.

Домой едет, отдыхать, скучать, думы думать, дел себе искать... хороша ты, пенсионерская жизнь...

Расположилась на нижней полке, и проводница сразу сняла ей с верхней и матрас, и подушку, и плед, дала полиэтиленовый пакет с чистым бельем. Можно было стелить постель. А ложиться рано, до полной темноты еще час-полтора. Успеет бока намять, посидит еще.

Поезд мчал через поля и рощи, а в окошке почти не двигался догорающий закат. Все небо охватил, оранжево-красный, хотя минут двадцать едем, а он так и горит-догорает.

Тимофеевна вскользь глянула на улегшуюся напротив девчонку с мобильным телефоном, которой тоже не было ни до кого дела. Уставилась в мобильник и ездит по нему пальцами, ногу на ногу закинула под одеялом. Молодежь, вздохнула Тимофеевна, вокруг себя не смотрят, на живую жизнь... картинки им дороже.

На боковом нижнем месте расположилась молодая женщина в синих джинсах и бледно-розовом пуловере. Лет ей было примерно двадцать пять, на взгляд пенсионерки... худенькая, симпатичная, с аккуратной стрижкой. Она уже разобрала свою полку, согнув столик вниз, и расстелила белье. Сидела она боком к проходу, опершись спиной о стенку, подтянув к себе согнутые в коленках худенькие ноги. У нее в руках тоже был мобильник, и она то ли собиралась звонить, то ли ждала звонка. Лицо у нее было грустное, а когда она быстро глянула в сторону наблюдавшей за ней Тимофеевны, то оказалось лицо будто заплаканным. И если бы не девочка лет пяти, сидящая у нее в ногах с игрушечным чемоданчиком на коленочках и разглядывающая проходящих мимо нее пассажиров вагона  — кого со стаканом в подстаканнике, кого с зубной щеткой в руке и полотенцем на плече, — если бы не эта девочка, точная копия мамы, Тимофеевна давно бы успокоилась и начала укладываться.

Она не была сильно любопытная и назойливая, умела не пялиться на попутчиков. Но что-то словно толкало ее в грудь, когда снующие туда-сюда взрослые высокие люди задевали девочку или нечаянно наступали на ее тапочки: вагон здорово качало.

Между тем девочка не хныкала, а мама словно не обращала на нее внимания. Она так и сидела с телефоном в руке, отвернувшись к окну, в котором закат вдруг как-то быстро и неожиданно погас, словно его завесили черной занавеской.

— Ну, иди сюда, — похлопала Тимофеевна рукой по просторному краю своей постели, заметив, что девочка в основном смотрит теперь только на нее. Мама не повернула головы, глядя в черную занавесь неба, а девочка легко поднялась и пересела поближе к Тимофеевне. Хотя, возможно, мама и видела в темном стекле отражение купе...

— Здравствуй. Как тебя зовут, милая? — завела разговор Тимофеевна, у которой от волнения осел голос. У нее не было дочек и внучек, она не умела разговаривать с девочками.

Девочка молчала. Не говорит, что ли, подумала с жалостью Тимофеевна. Но переспрашивать было не нужно. Захочет — скажет.

Девочка посидела-посидела и вдруг открыла свой чемоданчик. Она стала вынимать оттуда игрушки и укладывать их в ряд на постели. Это было интересно, хотя современные куклы, все эти Барби и Кены, не нравились Тимофеевне —  видела у девчонок во дворе.

— Это мама,—  вдруг тихо сказала девочка и осторожно усадила у стенки куклу в длинном парчовом платье, худую и длинноногую, с безжизненным, но ярко раскрашенным лицом.

Тимофеевна молчала, одобрительно покачивая головой. Она боялась спугнуть начавшую говорить девочку.

На постели лежали еще две куклы, девица и Кен. Девочка словно не обращала на них внимания, а они лежали в нелепых позах, уткнувшись лицами в простыни.

Девочка вынула игрушечную расческу и стала наводить порядок у мамы на голове. Волосы у мамы были ярко-рыжие, всклокоченные, причесывались плохо. Тогда девочка вытащила из чемоданчика другой парик, сняла рыжие волосы и нацепила на маленькую кукольную голову белые, такие же всклокоченные.

— Мама красивая, — тихо сказала она. Спорить с этим было нельзя. Тимофеевна не удержалась и шепнула:

 — А папа?

Девочка помедлила и перевернула Кена на спину. Кен был в нарисованных плавках и футболке, на ногах его были высокие снимающиеся резиновые сапоги.

— Надо надеть ему брюки, — осмелела Тимофеевна. — Брюки есть?

Девочка обиженно посмотрела на Тимофеевну, словно та испортила ей всю игру.

 Брюк, видимо, не было. Кен так и остался  в плавках и несуразных сапогах.

Девочка уже переворачивала третью куклу.

— Мамина подруга, — прошептала она тихо, словно говорила сама с собой.

Это была брюнетка в длинном синем платье. Девочка разглядывала ее лицо, потом быстро стянула с нее платье и кинула куклу на постель, так, что она улеглась поперек Кена.

Тимофеевна была заворожена разворачивающимся на ее глазах спектаклем театра чужих кукол.

Но спектакль быстро и неожиданно закончился. Девочка схватила Кена за ноги и бросила в свой чемоданчик, а вслед за ним полетела и брюнетка. Чемодан был закрыт. Только одна кукла осталась — мама. Девочка прижала ее к груди, словно хотела убаюкивать.

— Правда, мама красивая? —  вдруг шепнула она Тимофеевне, не поворачивая к ней лица.

— Очень. Мама очень красивая, — тихо прошептала Тимофеевна.

— Она лучше всех.

— Да.

— Я всегда с мамой.

И девочка спустила ножки, перешла на свое место, засунула игрушечный чемоданчик под полку, к маминым кроссовкам, и забралась в угол своей постели, прижимая к себе куклу.

Тимофеевна ждала, когда же мама в джинсах вспомнит про свою девочку. 

Наконец она улеглась и закрыла глаза... Никто не звонил.  Когда проснулась и села на постели, готовясь вставать совсем, то увидела, что на боковой полке, свернувшись калачиком, к проходу спиной, обняв спящую маленькую девочку, лежит ее мама. Спит ли? И куда они едут? к кому?

Все было ясно Тимофеевне. Жаль, ей нужно было выходить. А остальные поехали дальше. Неведомо куда.