Джерри

Степан Андреевич носком туфли аккуратно пинал камушек на автобусной остановке, чтобы тот не укатывался дальше, чем на полшага. Камушек был маленький, не больше ногтя, бесформенный и весело блестел на весеннем солнце. Снег давно сошел, но по утрам, когда Степан Андреевич вот уже две недели ездил к супруге в больницу, воздух был зябкий. Впрочем, девиц в коротких курточках это не смущало, и они, выставив почти голые коленки в прозрачных колготках, стойко принимали капризы природы. С приятной мстительностью Степан Андреевич размышлял о том скором времени, которое загонит пигалиц в зимние пальто весенним утром, заставит надеть шапки и покрикивать на удирающих детей:

- Владик, стой, подожди маму!

Ожидание автобуса и поездка стали ритуалом для Степана Андреевича за эти две недели. Он готовился к нему заранее, еще дома выкладывая в карман пальто три гривни на проезд, предварительно выбросив вчерашние билеты. Ожидая автобуса, он рассматривал клумбу, прикидывая в уме, насколько за прошлый день выросли язычки тюльпанов на клумбе рядом с остановкой, вспоминал неуместную жизнерадостность подснежников на склонах медгородка, попутно перетекая в размышления о том, что, пожалуй, внезапный инсульт жены Клавдии не даст возможности в обозримое время проведать дачу. Он думал о том, как будет говорить вечером с дочерью по телефону, а затем отварит себе две сосиски и макароны и будет в одиночестве ужинать, вслушиваясь в надоедливую болтовню телевизора. Он думал о том, что одна дужка в очках для чтения ужасно расшаталась, и что надо бы снести их в ремонт, да пока времени нет. Он думал о том, выпила ли Клава вчерашний кефир и съела ли любимый свекольный салат. За этими неспешными мыслями вслед приходил автобус, становясь будто неспешным продолжением размышлений Степана Андреевича. Все дальнейшие действия были отточены до автоматизма: он всегда заходил на средние двери, рядом с местом кондуктора-контролера, желал доброго утра, протягивал три гривни за проезд и просил сразу закомпостировать талончик. За то время, которое он ездил в больницу, Степан Андреевич успел запомнить всех кондукторов маршрута, да и они, судя по выражениям лиц, его стали узнавать. Затем он проходил к среднему окну, ставил между ступнями потертый пакетик с бутылкой кефира, судочками с гречкой и салатом и погружался в мысли. Иногда ему уступали место.В автобусе хорошо думалось, особенно если смотреть на убегающую, весело блестящую на солнце дорогу, и Степан Андреевич ехал сидя или стоя, глядя в окно.

Но сегодня хрупкое равновесие было нарушено. Автобус пришел через пять минут после того, как Степан Андреевич пришел к остановке. «Слишком быстро», — разочаровано подумал Степан Андреевич. В автобусе его ждало целых два неприятных сюрприза: там было непривычно многолюдно для такого часа, и кондуктор-контроллер была какая-то незнакомая — неприятная толстая бабища с широким лицом. Степан Андреевич с трудом протиснулся к большому окну посреди автобуса. Он привычно погрузился в мысли.

Через пять остановок вокруг стало свободней. Рядом со Степаном Андреевичем встал какой-то парень в огромных наушниках, подрагивая головой в такт громкой музыке.

- Молодой человек, что у вас с проездом? — звучала кондуктор так же противно, как и выглядела. Парень не отреагировал, энергично потряхивая головой и топая в такт музыке. Кондуктор, со вздохом подняв необъятный зад с сидения, подошла поближе.

- Молодой человек! Платите за проезд! — легонько толкнула его в плечо. Парень не слышал: он был погружен в электронные вопли, закрыв глаза.

- Эй! — кондуктор энергично стала трясти плечо меломана. – За проезд заплатите!
Парень приспустил один наушник, с искренним изумлением разглядывая мегеру.
- Что?
- За проезд!
- А. У меня проездной, — и парень надел наушник.
- Покажите!
- Что?— парень снова снял наушник.
- Проездной покажите! — почти орала кондуктор.

- Сейчас, — покопавшись в бумажнике, парень победоносно вытянул проездной и помахал им перед носом кондуктора. Неспешно спрятав бумажник обратно в карман, меломан натянул наушник и, прикрыв глаза, снова погрузился в мир электронной музыки.

- Нет, ну вы видали? — визгливым голосом пожаловалась кондуктор, возвращаясь на насиженное место. — Молодежь, что с них взять. Ни уважения, ни мозгов!

Пассажиры безразлично глядели кто в окно, кто себе под нос и совершенно не спешили разделять возмущения кондуктора.

- И чему его мать учила? — кондуктор сделала робкую попытку продолжить ругань. – Уж я бы такую мать…!

Степан Андреевич, предпочитая поездки в тишине, внезапно для себя вмешался в монолог.

- Он же не специально. Музыку слушал, не сразу понял. Хорошо, что проездной.
Кондуктор вперила злой взгляд в Степана Андреевича.
- Мужчина, а что вы его защищаете? А если бы он за проезд не заплатил?
- Но у него же проездной, — робко проблеял Степан Андреевич. – А вы на него с такой злостью.

- Я? Это я — со злостью? — чуть не задохнувшись, возмутилась кондуктор. Ее лицо покраснело. — Мужчина, да чтоб вам язык отсох! Я вежливо! Я аккуратно его тронула! Я его ни разу не ударила, хотя такую бестолочь драть надо ремнем! В колонии для малолеток таким место!

Пассажиры заинтересовались происходящим. Кто-то повернул голову в сторону спорщиков, кто-то нарочито равнодушно уставился в мобильный телефон, краем уха слушая перебранку.

- Не вам судить, как и кого воспитывать! — Степан Андреевич почувствовал нешуточное раздражение. – И я не говорил, что вы ударили парня. Я говорил, что вы кричали и были невежливы. И теперь вот то тюрьмой, то ремнем грозитесь. Маму его ругали. А это вообще, между прочим, не ваше дело! За своими детьми следите, а уж потом в чужую семью лезьте!

- Я сама мать! — заорала кондуктор. — У меня не сын, а золото!

- Я рад за бедного мальчика, —фыркнул Степан Андреевич. — Но вы вот вы сидите, скандалите, а могли бы просто не обсуждать этого паренька вслух. Невежливо это.

- Ты меня поучать еще будешь, старый хрыч? — возмущение кондукторши дошло до предела. Довольно резво для своей комплекции она подскочила к Степану Андреевичу, угрожающе клацая компостером на веревочке. — Одной ногой в могиле — а туда же, в учителя лезет! Вот поезди с мое, поезди! Каждому билетик дай и улыбнись, чистоплюй хренов! Ноги отекают! Давление у меня! Поучать он меня будет, а!

Уже весь салон заинтересованно следил за перебранкой.

- И каждый, каждый норовит не заплатить! Ну что вам те три гривни, а? А сколько дерьма из людей лезет! То полтинник сунут – иди ищи им сдачу! То встанут, отвернутся, будто не слышат! А я им улыбайся, конечно! Может, в ножки вам всем кланяться? — кондуктор угрожающе помахала перед носом Степана Андреевича пачкой замусоленных денег.

- Вы мне не тыкайте! — вспыхнул тот. — Я с вами брудершафт не пил! Но из-за таких, как вы, вокруг сплошное хамство!

- Я не… — попробовала вступить кондуктор, но Степан Андреевич не дал ей этого сделать.

- Вот вы — кондуктор, так? — возвышался он над кондуктором седой шевелюрой. — Вот и сидите на своем месте, взял три гривни — дал билетик, велика работа! Прошел по салону, деньги собрал, сел и сидишь, не оскорбляешь пассажиров! А пассажиры на работу едут. Например, продавщица едет. Ты на нее нарычи, поругайся с утра — так она придет на работу и нахамит покупателю. А покупатель домой придет, ребенка обругает, кошке на хвост наступит и суп пересолит. А из-за кого? Из-за тебя! — незаметно для себя, Степан Андреевич перешел с кондуктором на «ты», чего не позволял себе никогда даже с хорошо знакомыми людьми. — Или врач едет на работу, на операцию важную едет. Толкни его, гаркни, что сдачи нету — у него рука дрогнет и все, нет человека! Из-за кого погиб? Из-за тебя!

- Врач не ездит в автобусе, у него машина есть, — взвизгнула кондуктор.

- Ты посмотри, посмотри на улицу, — басил Степан Андреевич. — Вот выйдет человек из автобуса твоего и от злости бросит себе билетик твой под ноги. А потом грязь сплошная на улицах, пройти нельзя, ботинки не запачкав! А все потому, что в автобусе у нас невежливость такая!

- Правильно! — раздалось с заднего сидения.

Несколько человек хихикало. Одна девушка исподтишка снимала происходящее на мобильный.

- Вот же ж святоша, — пошла в наступление кондуктор. — И все он знает, и меня поучает! А ты, старый сыч, за проезд заплатил, а? Я тебя спрашиваю, — и толкнула Степана Андреевича в плечо.

- Женщина! — раздражение окончательно перешло в гнев. — Я уже две недели езжу в одно и то же время к жене в больницу! Я всех кондукторов в лицо знаю, а вас вижу впервые! Я всегда захожу и первым делом плачу деньги! Вошел — и сразу заплатил, а потом иду к окошку! Вы что хотите сказать, что я, старый человек, который в жизни чужой копейки не взял — вор? А может, это вы не всем билеты даете, чтобы потом скандал устроить и нервы людям потрепать? — Степан Андреевич развернулся к пассажирам слева. — Граждане, да это же сговор, обычный сговор, чтобы не дать нам, простым людям, жить мирно! Пока у нас вот такие, — кивнул на кондуктора, — в автобусах будут билеты продавать, не видать нам уважения друг к другу!

- Уж я тебя, революционер старый! — гаркнула кондуктор, делая шаг в сторону Степана Андреевича. В этот момент автобус качнуло, и она больно отдавила старику ногу.

- Ну вы посмотрите, люди добрые, что творится! — Степан Андреевич уже не мог успокоиться. — Средь бела дня в общественном транспорте мало того, что вором старого человека обозвали — на жизнь и здоровье покушаются, стоило лишь за невинного мальчика заступиться! Вот оно, лицо автобусной мафии!

Две женщины не сговариваясь зааплодировали. Бабушка в косынке, улыбаясь, согласно кивала.

- Да как ты смеешь! — задыхаясь от возмущения, топнула кондуктор и уже было открыла рот, когда Степан Андреевич обнаружил, что подъезжает к своей остановке. Он быстро схватил свой пакетик и юркнул к выходу.

- Сегодня же пойду в ваше управление и напишу на вас жалобу! — мстительно кинул он напоследок. 

Дверь закрылась, и автобус уехал, увозя разъяренного дородного кондуктора.

Степан Андреевич громко выдохнул, стараясь выдуть из себя остаток злости. Он обнаружил, что парень с наушниками тоже вышел на его остановке.

- Молодец, дед, — хлопнул тот Степана Андреевича по плечу. — Отжег. Уважаю. А главное — за проезд не заплатил. Огонь! Анархия рулит!

- Молодой человек, вы о чем? — от уверенности Степана Андреевича и следа не осталось. — Кто не заплатил — я?

- Дед, — парень остановился, стянув наушники на шею, — я тебя уже две недели по утрам в автобусе встречаю. Всегда платил на входе, а сегодня — нет, сразу к окну давай проталкиваться. Ну, бывай! — и, резким движением натянув наушники, парень перебежал дорогу и смешался с разноцветной весенней толпой.

Степан Андреевич засунул руку в карман и нащупал три гривенные бумажки.