Сорокина Юлия

Она давно хотела поехать отдохнуть. И вот, случай свел с подругой детства, а у той свой домик у моря. Долго не собиралась и ни у кого не спрашивала совета, просто решила, и сразу же купила билет. Неподъемного чемодана не было – ехала всего на две недели, но он решил обязательно проводить до вагона. То ли хотел избавиться от неожиданно нахлынувшего чувства вины, что не он везет ееотдыхать, то ли хотел убедиться, что она действительно это сделает: вот так просто, возьмет и уедет, без претензий и объяснений. Разговор не получался. Молчание тяготило и оба чувствовали себя неловко. В конце концов, нужный вагон был найден, и даже прощальный поцелуй был запечатлен на небритой щеке. Она смотрела, как он нервно топчется на перроне, не решаясь уйти. Махнула рукой: «Пока. Не скучай. Скоро вернусь». А сама подумала: вернусь?

Поезд мчался очень быстро. Мимо пролетали маленькие станции и безымянные платформы, на которых толпились дачники. Она смотрела в окно, но ничего не видела, кроме резных листочков акации, застрявших между стеклами. Когда поезд проезжал через мост, ее взгляд ухватился за след на воде, оставленный недавно прошедшей баржей. Какая-то невидимая сила толкнула ее, и в груди защемило. Она помнила это место – Острый берег.

Здесь река делала крутой поворот. И уже не был слышен ни шум моторов, ни плеск воды, разбивающейся о низкие борта тяжелого судна, уже растревоженные птицы перелетели на другой берег и успокоились, и только широкие полосы на воде продолжали двигаться, поднимаясь ровными бороздками. Плавно извиваясь на изгибе реки, они напоминали грампластинку. И ей казалось, что если сейчас остановить поезд и выйти из вагона, то можно услышать волшебную музыку воды. Как тогда, в далеком и необыкновенно жарком лете.Когда им – четверым городскимребятишкам, приехавшим на каникулы к бабушкам в деревню, всем вместе было лет меньше, чем ей сейчас.

Каждый день они придумывали новые игры, реже продолжали начатую – ночь уносила с собой все переживания уходящего дня. Просыпаясь, они забывали вчерашние обиды, а разбитые локти и коленки почти не болели, и утреннее солнце уже так сильно пекло, что очень хотелось купаться. Но без взрослых, заходить в реку, было запрещено, и они ехали на велосипедах по узкой тропинке и, миновав рощицу и луг, выкатывались на высокий клинообразный берег. Слева чернел железнодорожный мост. Здесь росли сосны. Это они своими корнями удерживали песок и камни, и не давали осыпаться берегу. Со стороны реки он был почти отвесным. Его давно облюбовали ласточки и воробьи, а в небе часто появлялись большие парящие птицы. Их перья переливались на солнце, и нельзя было понять, какого они цвета. Может быть, это были ястребы? Птенцы ласточек уже выпрыгивали из гнезд и делали по нескольку кругов над соснами.

Санька был старше всех на два года, и уже третье лето проводил в деревне. Онзнал все тропинки и окольные пути, и даже все дырки в заборах. А еще, иногда дед брал его с собой пасти стадо. Ни она, ни Катя, ни Антон не могли похвастаться тем же. Никто из них не уходил так далеко от дома. В школу их провожала мама, а встречала другая – городская бабушка. Со двора уходили только в магазин за молоком и хлебом, а гуляли на площадке возле дома, в пределах балконного обзора, под присмотром сотни глаз. И чуть начнет темнеть, детвору сразу же загоняли по домам. Для них этот Острый берег был Краем Света. Воздух здесь был наполнен ароматом цветов и жужжанием шмелей. Казалось, он даже на вкус был сладким. В высокой сухой траве темнели крупные листья земляники. Сами ягоды были сначала нанизаны на длинные травинки, а потом съедены, еще две недели назад. Велосипеды валялись под деревьями, а дети, совершенно счастливые, сидели на самом Краю Света, болтали ногами и рассказывали друг другутолько что придуманные истории.

Однажды, пытаясь избавиться от попавшего в сандалий острого камушка, она наклонилась вперед и увидела, что почти под их пятками, в песке появился новый круглый вход в гнездо. Совсем рядом – можно дотянуться, и там, кажется, кто-то есть. Всего несколько шагов вниз, и спускаться так удобно – сосны раскинули свои корни: толстые – как лесенка, а тонкие – перила. Должны выдержать – она ведь такая легкая. Но держаться за толстый, извивающийся корень оказалось не так просто. В ладонь что-то больно впилось и она, вскрикнув от неожиданности, отдернула руку и покатилась вниз. До реки она не долетела – зацепилась за торчащий куст.

Все произошло очень быстро. Только что она сидела и болтала ногами и вдруг – уже внизу. Сверху продолжали сыпаться камни, песок и сухие сосновые шишки. Первым опомнился Санька. Хватаясь за корни, как обезьяна за лианы, он начал быстро спускаться вниз. Но не успел. Что-то хрустнуло сбоку, она оглянулась и в следующую секунду уже падала. Совсем не высоко, до воды было метра три. Она падала спиной вниз, и оглушеннаясмотрела на почти застывший и беззвучный мир, как в замедленной съемке. Катя и Антон махали руками и кричали, но она их не слышала. Она навсегда запомнила Санькину руку, которая показалась ей огромной лапой, хватающей ее за плечи и тянущую за платье. Хорошо, что она свалилась возле самого берега, там было не глубоко. Погружение в воду вернуло ей слух и ощущение реальности. Санька, обхватив ее голову, заглядывал в глаза и спрашивал: «Живая? Тебе не больно? Ты чего смеешься – ненормальная?». Она фыркала и выплевывала песок, а с косичек текли ручьи. Почему-то страшно не было, было весело и смешно.

А потом умывались в реке, и сушили одежду и, перебивая друг друга, обсуждали падение. И каждый рассказывал свою версию.И снова все смеялись. И громко прощались, разъезжаясь по дворам, где их ждали на ужин жареная с салом картошка и молоко. Так же весело, друзьярассказывали и домашним о происшествии на реке. Конечно, весело – ведь не с ними же это случилось, а главное, закончилось все хорошо. И она, снимая с себя не до конца просохшее платье, с сияющими глазами, рассказывала про осыпающейся берег и ласточкино гнездо.И даже, когда у бабули подкосились ноги, и та плюхнулась на разобранную, уже приготовленную ко сну, кровать, страха не было.

Страх появился позже. Он не пришел, он навалился так, что казалось это не бабушка, ругая и причитая, обнимает – это страх сжимает грудь. И вздохнуть больно, и слезы сами льются. А бабушка все прощупывает: все ли косточки целы? А потом грозит отправить к родителям, – и там, в городе, делай ты что хочешь, но если шею себе свернешь, чтоб к ней больше ни-ни. И есть совсем не хочется, и почему-то тошнит, и одеяло такое теплое... Последнее, что она увидела, закрывая глаза, это как бабушка стирает ее платье и говорит сама с собой. Или это соседка пришла?

Через неделю, с этой соседкой, ее и отправили к матери в город. Бабушка вытирала фартуком слезы, а она, прощаясь, отчаянно махала рукой из окна автобуса. Она еще не знала, что уезжает навсегда, и не понимала, что ни Саньки, ни Антона, ни Кати уже не будет в ее жизни. Бабушка попросила родителей больше не привозить ее в деревню. Это было ее последнее счастливое лето детства.

И мост, и река, и Острый берег остались давно позади. За окном мелькали темные деревья, а светлая полоска неба стала совсем тонкой. Она всматривалась в проплывающие мимо пейзажи. Ничего знакомого. Может, это и хорошо, не знать, что там впереди? А еще, ей хотелось больше не вспоминать молчаливое прощание на вокзале. Вот бы завтра проснуться и, как в детстве, забыть обо всем неприятном. Ее ждут две недели на море. Она едет далеко-далеко, чтобы сидя на Краю Света, болтать ногами и слушать музыку воды. Интересно, там летают ласточки?