Бернацкая Екатерина

– Здравствуйте, Светлана Петровна. ­

– Здравствуйте, Петр Васильевич, – улыбнулась библиотекарша и отложила книжку, которую только что читала не отрываясь.

– Вы сегодня замечательно выглядите, – улыбнулся в ответ профессор.

– Спасибо, – смутилась Светлана Петровна.

– А я пришел… мне нужно несколько книг взять для… для статьи. Пишу статью, и…тут буквально пару книжек, – и он протянул ей измятую бумажечку. Петр Васильевич не хотел, чтобы она была измята. Наоборот, дома он аккуратно и разборчиво написал названия книг и их авторов, а бумажечку положил в органайзер, чтобы она не погнулась или еще чего хуже – испачкалась. Но вытащил он бумажечку заранее, у входа в библиотеку, боясь, что если будет вытаскивать ее из органайзера, то может показаться неловким. Тут лучше сразу держать бумажечку в кармане, решил Петр Васильевич. Но в разговоре со Светланой Петровной он разнервничался и в кулаке случайно смял бумажку.

Библиотекарша взяла огрызок и через несколько минут принесла ему книги.

– Все правильно? – спросила она его, протягивая две потрепанные толстые книги.

– Да-да, – мельком на них взглянув, вымолвил он.

– Надеюсь, у вас получится очень интересная статья.

– Да-да, – повторил он, – Это о новых…. – и тут он запнулся и поднял глаза на женщину, – А что вы читаете?

– Паула рей , – загадочно произнесла библиотекарша.

– Какой-то современный писатель? – поколебавшись, спросил профессор.

– Нет, – самодовольно ухмыльнулась она, – Это Гераклит, древнегреческий философ, – и добавила, – Всё течет, всё изменяется. Никто не может дважды войти в один и тот же поток.

– Точно, – поддержал ее радостно профессор, – и к смертной сущности никто не прикоснется дважды, – они оба засмеялись в тон друг другу, – Он очень актуален. Замечательный философ.

– Мне тоже нравится.

– Мне тоже, – желая продолжить разговор, бессмысленно произнес профессор, – В жизни человека столько постоянных и неизбежных перемен и по сей день, а Гераклит… очень точно выразился.

– Очень, – поддакнула Светлана Петровна с видимой грустью на лице, и уже было взялась за книгу, поправив прядь волос, как Петр Васильевич, взглянув в широкое окно, куда глядело теплое августовское солнце, бодро воскликнул: Сегодня чудесный вечер! Извините за нескромный, быть может, вопрос… а не хотели ли прогуляться сегодня в парке… или мы могли бы сходить куда-нибудь.

– Без проблем, – тут же подхватила Светлана Петровна, – Я как раз думала прогуляться одной,… но вдвоем же… вдвоем веселее.

– Да-да, – поддержал ее профессор.

– Через десять минут заканчивается мой рабочий день, – и она зачем-то посмотрела на часы, – Но… но… сегодня у нас короткий день.

– Замечательно! – воскликнул Петр Васильевич и чуть не забыл убрать свои книги в портфель. И вот они уже выходили из темного помещения навстречу простирающемуся на все небо солнцу.

– Светлана Петровна, – напряженно начал профессор, – Можно я в вам на ты… можно вас называть Светой?

– Да, конечно. Так будет лучше. А я вас Петром?

– Да-да, – сказал он и закивал, как автомобильная собачка.

Большую часть пути они шли молча. Он держал портфель с двумя потрепанными книгами, она держала Гераклита, а солнце замигало вечерними красками. Смеялись дети, спали собаки, по обочинам дорог уже сворачивались в калачики листьев.

– Скоро осень, – задумчиво и несколько поэтично протянула Светлана Петровна, – Люблю осень.

– Я тоже, – сказал Петр Васильевич, но его голос дрогнул.

– Что-то не так? – взволнованно спросила она, угадав замешательство в его голосе.

– Нет, все хорошо, – попытался он оправдаться, – Я тоже люблю осень, но потом зима… не люблю зимние холода.

– В этом году зима общается быть теплой, – успокоила его Светлана Петровна.

Осень прошла. В сентябре у Светланы Петровны было день рождение, и Петр Васильевич подарил ей роскошное жемчужное ожерелье. В октябре они ходили в Большой театр, а в ноябре профессор отчего-то предложил ей поехать в Муром. На Новый год Светлана Петровна планировала переехать в трехкомнатную квартиру Петра Васильевича, и ей уже надоела работа библиотекарши. Детей заводить ей было поздно, хотя если подумать тридцать восемь лет – не возраст. Во Франции и тридцатилетняя считается девочкой. Если не получится с детьми, тогда можно завести двух больших собак или просто разбить сад на даче у Петра Васильевича. К тому же у них достаточно денег, чтобы путешествовать раз в год в какие-нибудь интересные страны. Кстати, она могла бы начать писать мемуары и делать подробный обзор путешествий.

– Да-да, – кивал профессор, – да-да.

Но Светлану Петровну, сверхчувствительную к нерешительному тону мужчин, не могли удовлетворить две пары кратко и нервно повторенных «да».

– Что-то не так? – тревожно, но уже с некоторой надменностью однажды спросила она.

– Всё так, – поспешил ответить Петр Васильевич, – Но зимой… зимой я уезжаю в Китай. Меня вызывают китайские профессоры для помощи в составлении китайско-русского словаря. Возможно, мне придется уехать на год, – продолжил он после напряженной паузы. Но следующей весной я обязательно… мы обязательно снова будем вместе…

– Вы уезжаете в Китай один?

– Да, один, – кашлянул профессор.

– Без меня?

– Но я не могу с вами. Поймите. Я приеду.... я буду вам писать. Этот словарь станет известен в крупнейших странах мира: в Европе, Америке, России…

– Конечно, конечно, - вздохнула Светлана Петровна. В нашем-то возрасте года летят незаметно, а это всего лишь год. И я вам буду писать. Очень жаль, что вам все-таки… что мне все-таки нельзя поехать с вами. Я очень люблю путешествовать, а Китай… там такие горы, пейзажи…

– Я вас люблю, – отчаянно прервал ее профессор. Больно в душе раздавались ее слова.

– Я вас тоже, очень люблю.

Они расстались, и уже через неделю Петр Васильевич летел над зимними реками в Китай. В этом году зима в России действительно была теплая, и реки даже не замерзли: текли как ни в чем не бывало, тихо и умиротворенно. Профессор, выглянув в окно самолета, невольно улыбнулся; до того спокойна была земля. Как раскрытая книга, лежала она у изголовья неба.

В Китае было тепло и солнечно, и Петр Васильевич часто вспоминал теплые августовские прогулки со Светланой Петровной. Днем он работал, а вечером писал ей электронные письма и высылал иногда фотографии. Она тоже отвечала, всегда, но менее содержательно.

Прошел год. Наступила весна. Прилетел из Китая Петр Васильевич. В аэропорту его никто не встретил, но он не удивился, так как Светлана Петровна предупредила его еще по телефону, что лучше ей ждать его в библиотеке. В последнее время у нее болят ноги, варикоз. Профессор расстроился, но обещал, что будет в библиотеке на следующий день после своего приезда: прилетает он поздно вечером.

Ранним утром уже светило прохладное широкое солнце, весело звенели ручейки, разливалась река. Ничего не изменилось, подумал профессор, окрыленный этой радостной и легкой мыслью. Он быстрыми шагами шел в библиотеку, весело размахивая портфелем. Смеялись дети, спали собаки, пели птицы.

У входа в библиотеку Петр Васильевич уверенно поправил галстук, но у него сильно екнуло сердце. Он попытался успокоиться, выдохнул и вошел в помещение. Повесил пальто, уже перед зеркалом еще раз поправил галстук и выдохнул.

– Здравствуйте, Петр, – улыбнулась библиотекарша, не отрываясь от своей книжки, когда профессор вошел в абонементный зал.

– Здравствуйте, Света, – робко произнес профессор, пытаясь поправить галстук в третий раз, – А… а… – напрягся он и вымолвил, – вы изменились.

– Паула рей, – ответила Светлана Петровна, но уже без всякой загадки, а обыденно и неинтересно.

– Но вокруг ничего не изменилось, – весело произнес Петр Васильевич, – Солнце, реки также текут.

– Всё течет, всё меняется, – с уверенность деловой женщины сказала Светлана Петровна.

– Что это значит? – спросил встревоженный профессор.

Она только открыла рот, но ей позвонили. Светлана Петровна взяла трубку, в трубке послышался мужской голос.

– Не правда ли, – прикрыв телефон, шепотом обратилась она к Петру Васильевичу, – книги приостанавливают нашу жизнь? Они, словно якорь, прибивают нас к мертвой точке в бурной реке. Жизнь застывает. Вы же не презираете Гераклита? Поймите и меня, – и она, уже не обращая внимания на профессора, весело разговаривала по телефону о двух больших собаках.