Сороковик Александр

- Что там у тебя за старикан со скрыпочкой, бегает, как потерпевший? То у входа всегда стоял, пиликал, а теперь решил моционом заняться? – Большой Человек лениво сощурился, покрутил в пальцах рюмку дорогого коньяка, отпил глоток.

- Это один тут блаженный, бывший какой-то профессор, что ли…– Хозяин Ресторана предупредительно наклонился поближе, чтобы Большому Человеку не пришлось его переспрашивать.

- Да ну? И что, он у тебя здесь вместо оркестра?

- Какой там! Это идеалист, бессребреник, интеллигент вшивый! Возле входа стоит, сам по себе что-то пиликает. Я, говорит, музыкой не торгую! Мы его не гоним, на это пиликанье иногда народ заглядывает. Гости, бывало, его вызывали, просили сыграть для души. Бабки сулили, хорошие бабки. А этот упёрся и всё. Идеалист, говорю же!

- Идеалист, говоришь? – Большой Человек не сводил глаз со скрипача, который то подходил к эстраде, то вновь возвращался к дверям, словно не решаясь взобраться на возвышение. - Хо! Да пойми ты, нет идеалистов, бессребреников и прочей херни. Продаются все, только стоят по-разному. Таким нищебродам, как этот дед, красная цена – сто баксов. Но здесь – стержень чувствуется, кажется, не совсем дешёвка.

- Так я же говорю…

- А ты не говори, а смотри. Просто он стоит больше, чем ему давали.

- Нет, не больше! Ему хоть тысячу дай, он не пойдёт на это! Я таких идеалистов долбанных, как облупленных знаю! – Хозяин Ресторана слегка горячился.

- Не пойдёт, да? Хорошо, тогда забьём на пятихатку баксов – если он «Семь-сорок» мне сбацает, ты бабло отстегнёшь. Если нет, то я.

Хозяин Ресторана пари принял. Однако был в больших сомнениях. Он очень хотел проиграть, так как Большой Человек должен всегда быть прав. Но сильно сомневался в проигрыше, потому что давно знал старика со скрипкой.

А старик этот был – Маэстро. Когда-то окончил консерваторию с отличием и играл в Лучшем оркестре города. Ездил на гастроли, давал концерты, ему аплодировали полные залы.

И все годы рядом с ним находилась его верная Муза. Когда-то и она подавала надежды, говорили, что у неё прекрасный голос, и оперные арии в её исполнении тоже достойны Лучшей сцены. Но в таких семьях Маэстро всегда бывает только один, а другой – просто поддерживает его во всём, встречает по вечерам, выслушивает, утешает, ободряет. Так получилось, что Маэстро стал он, а она – его Музой.

Что поделать, у Музы не оказалось Большого Таланта. Она написала своему Учителю и спросила, стоит ли ей стремиться к вершинам. И однажды, когда Маэстро вернулся с гастролей, окрылённый, радостный, сияющий, она заявила, что получила письмо от Учителя, где тот прямо сказал, что у неё есть только способности, которые таланта не заменят. Посредственностью прозябать она не собирается, и поэтому будет теперь служить лишь ему, забыв об амбициях и поддерживая своей Верой его талант.

Так и жили они с тех пор, Маэстро и Муза. Он играл Великую Музыку, а она ждала его с ужином, выслушивала, утешала и ободряла. Но пришли лихие времена, его Музыка перестала быть нужной, Лучший оркестр распался вместе со страной, и однажды тёмным осенним вечером Маэстро избили возле дома какие-то негодяи, отобрали деньги, сломали руку и испортили скрипку. Время было мрачное, все их накопления превратились в прах, и чтобы вылечить сложный перелом, починить скрипку и на что-то жить, пришлось продать свою квартиру и купить маленькую каморку под самой крышей.

Теперь он мог играть только для себя: прежняя техника стала недостижимой, хотя и сохранилось былое мастерство. Дома этого делать было нельзя – из-за соседей. Тогда он облюбовал себе местечко на проспекте, возле входа в дорогой ресторан, потому что Хозяин Ресторана считал его своей достопримечательностью и не давал в обиду. Играл, ни на кого не обращая внимания, не опускаясь до того, чтобы играть по заказу, или просить деньги. Их скудных пенсий хватало на еду, лекарства и оплату своей каморки, но ничего больше они позволить не могли, да и зачем им надо было что-то большее?

И всегда его Муза была рядом, ни одним словом не попрекая, а неся тяжесть бытия вместе с ним. Но сегодня её увезли в больницу с приступом почечной колики. И доктор сказал, что необходима лапароскопия. Сейчас сделают анализы, а завтра с утра – на операцию, иначе будет очень плохо. Строго спросил, есть ли у него деньги, на что Маэстро ответил, что сегодня снимет их со счёта и завтра утром привезёт.

А дома он сложил свою старенькую скрипку в футляр, и ни на секунду не усомнившись, понёс продавать, чтоб спасти свою Музу. Ведь без Музы он ничто, а Музыка… Что ж, Музыка может звучать просто в сердце. Только ни в одном ломбарде не хотели брать его старую, чиненную, но ещё такую звучную и прекрасную скрипку!

Но ведь она, отвергнутая всеми, была его последней Надеждой! И он решил сегодня не стоять у входа, а впервые зайти внутрь, на открытую площадку. Подняться на эстраду и играть так, как не играл никогда в жизни. Там собирается богатая публика, и кто-нибудь обязательно захочет купить такой чудесный инструмент! Он не будет просить слишком много, только бы хватило на операцию…

Маэстро не мог понять, зачем его позвали за столик к этому явно богатому и знатному человеку. Может, он захотел купить его скрипку? Но ведь Маэстро ещё не играл, он никак не решался выйти на эстраду. Наверное, этот человек раньше слышал его игру? Да, конечно, так оно и есть! Теперь нужно не продешевить, но и сильно запрашивать тоже не стоит!

Большой Человек внимательно рассматривал подошедшего к столику Маэстро. Да, несмотря на явную бедность, этот дёшево не продастся. Такие просто не понимают, что такое деньги. Ну, ничего, будет и на него цена!

- Присаживайся, любезный! – Большой Человек кивнул Хозяину Ресторана в сторону замершего Маэстро. Хозяин поднял палец, указал официанту на столик. Мгновенно появилась ещё одна рюмка с коньяком, тарелка с малюсенькими бутербродами: икра, сыр, копчёная колбаса.

- Присаживайся, говорю, не стесняйся! Так ты что, музыкант? Играешь здесь?

- Да, музыкант. Но я здесь не играю, – Маэстро присел на краешек стула, косясь на тарелку с бутербродами, - я просто рядом стою… Ну, для себя просто…

- Ладно, выпей сначала, поешь. Потом поговорим… - Большой Человек снисходительно приподнял свою рюмку: - Ну, за всё хорошее!

Маэстро нерешительно пригубил коньяк. Взял с тарелки бутерброд с сыром, начал жевать, стараясь не проглотить сразу, чтобы потянуться за следующим.

- Так что говоришь, ты тут не играешь? Просто внутрь зашёл?

- Да, я не играю здесь, но я хотел…

- Погоди-ка, - Большой Человек остановил его, - о том, что ты хотел, мы поговорим позже. А пока я хочу понять, почему ты играешь за воротами, а не внутри? Неужели не хочешь заработать немного денег?

- Я не зарабатываю деньги таким образом… - глухо проговорил Маэстро, ставя рюмку на стол.

- Но почему? Тебе что, западло сыграть какую-нибудь песенку для доброго человека, который платит?

- Я не играю на заказ, - ещё глуше сказал Маэстро, не поднимая глаз.

- Ну-у! Вообще никогда? Ни за что? Ни за какие деньги?

Маэстро после каждого вопроса-восклицания слегка мотал низко опущенной головой. Затем вдруг вскинулся и горячо заговорил, почти закричал:

- Да как же вы не понимаете! Я играл Вивальди, Чайковского, Брамса, Глюка! Я играл Великую Музыку в Лучшем Оркестре! А что захотят услышать пьяные посетители ресторана? «Мурку»? «Владимирский централ»?

- …Или «Семь-сорок»! – казалось, собеседник даже сочувствовал ему.

- Да! Или «Семь сорок»! Да у меня рука не поднимется! И вообще, я музыкой не торгую!

- Так и не торгуй! Кто ж тебя заставляет! – казалось, Большой Человек даже радовался такому повороту. – Ведь это всё мусор, а не музыка, все эти централы, мурки и прочая хрень! 

- Ну да, мусор… - растерянно подтвердил Маэстро.

- Ну, так и торгани мусором, папаша! Оставь музыку себе, а нам, простым пацанам, сбацай  весёлый музон – поплясать, а? Ну, те же «Семь-сорок»!

- Нет, я не буду этого делать! – Маэстро хотел встать.

- Да ладно тебе! – Большой Человек достал бумажник, вытащил оттуда стодолларовую банкноту, бросил её на стол. – Играй!

- Да за кого вы меня принимаете? – Маэстро вскочил, руки его дрожали. – Я лучше скрипку свою продам, чем буду…

- Сядь! Скрипку он продаст! – брезгливо прервал его собеседник. – Я принимаю тебя за того, кто ты есть! За нищего скрипача, который готов удавиться за принципы, который в жизни не видел ничего, кроме своих гастролей и концертов! Который не знает, что такое настоящие бабки! – он начал доставать из бумажника новые банкноты, по одной выкладывая их на стол. – Смотри, скрипач, это – твой трёхмесячный бюджет! Это – жратва, о которой ты даже не слыхал! А это – вечер с весёлыми девчонками, которые разгонят твою старую, холодную кровь и вернут тебе молодость! Твоя скрипка мне и на хрен не нужна, но за пятиминутный концерт я плачу пятьсот баксов! Ты понял, старик, пятьсот! Играй, говорю!

Маэстро поднял голову, и первый раз посмотрел Большому Человеку в глаза. Улыбнулся и просто сказал:

- Да, теперь я всё понял и буду играть!

Взял скрипку к плечу, поднял смычок. Простенькая мелодия незамысловатой еврейской песенки, дешёвой и презираемой настоящими музыкантами, и впрямь звучала весело и беззаботно. Маэстро изгибался, притопывал, пускал игривые коленца и вариации. Публика за соседними столиками зашевелилась, послышались одобрительные возгласы, народ заулыбался: ну вот, «не играю, не играю»! Ведь может, подлец, ещё как может!

Маэстро закончил играть, слегка поклонился. Подошёл к столику, собрал деньги, развернулся и направился к выходу. Никто ему не мешал.

Большой Человек поманил Хозяина Ресторана, постучал пальцем по столу.

Тотчас на скатерти появились пять зелёных банкнот, которые высокий гость запихнул в бумажник. Погрозил Хозяину пальцем и усмехнулся:

- Интеллигент, говоришь, идейный, музыкой не торгует! У меня заторгует! Бабки – они всё решают! Все продаются, только цена у каждого разная! Вон как твой бессребреник от счастья охренел, только не знаю, сразу к девкам побежит, или сначала жратвы накупит?

Он повернулся и, не прощаясь, вышел. Хозяин, ухмыляясь, смотрел ему вслед. Всё закончилось прекрасно! Он потерял пятьсот долларов, но совсем не огорчился. Это было вроде платы Большому Человеку за покровительство. Гораздо хуже, если бы он выиграл это пари, и вздумал получить свой выигрыш. Да, это было бы для него гораздо хуже!

***

…А на следующий день Маэстро пришёл домой из больницы, выпил две рюмки водки, чего не делал уже много лет, устало лёг на свою тахту, и вскоре заснул рядом со старой верной скрипкой, которую так и не смог продать.

Заработанных денег вполне хватило на операцию, прошедшую успешно, благо доктор был вполне удовлетворён тремя зелёными бумажками, сунутыми в карман его халата. Остальные две Маэстро поменял и накупил лекарств, еды, а также раздал нянечкам и санитаркам много других, мелких купюр, принятых ими вполне благосклонно.

Он так и не убрал бумаги, разлетевшиеся из шкафчика, когда в спешке искал её паспорт и медицинскую книжку для отправки в больницу. Ну что же, это можно будет сделать и завтра. А пока лёгкий ветерок из форточки шевелит среди прочего выцветший листок бумаги в клетку, аккуратно вырванный из школьной тетрадки и исписанный мелким, разборчивым, совсем не профессорским почерком. Вчера он выпал из старого блокнота с рецептами выпечки, а Маэстро не заметил его. Может, заметит завтра?

« Милая моя ученица! Очень огорчён Вашим решением… Вы ведь так талантливы… Я уже почти договорился о Вашем концерте… Чудесный, бесподобный голос… Разумеется, семейный долг, карьера мужа… всё равно, очень жаль…»

Тс-с… Не будем мешать Маэстро, ведь он так устал в эти дни, пусть отдыхает.

У него совсем нет горечи от того предательства, которое он совершил по отношению к Музыке. Да и не предательство это вовсе, просто маленькая жертва во имя Любви. Что ж, кто-то жертвует принципами, кто-то талантом. Но никто не считает сколько отдаёт, потому, что каждый платит неразменной банкнотой высшего номинала, имя которому – Всё, Что У Меня Есть.