Гилярова Наталия

На Николиной горе пели птички. Было не то, чтобы утро, а просто ленивое время посреди лет-него дня. Красивая девушка сидела в ухоженном саду за столом, покрытом роскошной скатертью до самой травы.

Николина гора — это такое место недалеко от Мо-сквы на берегу одноименной реки, где возводят свои дома министры, банкиры, бандиты, космонавты и звезды. Одной из таких звезд выпало стать Виктории Петуховой. Ее сад прилагался к но-венькому особняку с неисчислимыми башенками, оконцами и балкончиками.

На столе располагались: кофейник, две чашечки, одна из которых наполнена кофе, другая пуста, и закуска. Девушка горячо хвалила кого-то:

— Ну ты, Кать, даешь! Молодчина!

Но Кати нигде видно не было. Одна-единственная девушка находилась в саду. Похоже, никого не было и во всём доме. Своими восторженными сло-вами звезда попадала в тон птичкам, которые тоже неустанно хвалят друг друга, и таким образом гармонично вписывалась в природу. Телефонная трель прервала их общую песню.

— Алло, — томным утренним голосом произнесла наша птичка, — да, это я, Виктория Петухова. А почему вы спрашиваете? А кем еще я могу быть по-вашему? Чушь, я не охрипла!

Звонил продюсер. Он напоминал о гастролях в Ев-ропе, о том, что вылетать нужно уже сегодня но-чью, и билеты оформлены. А звезде не хотелось подниматься, складывать чемодан и ехать в аэ-ропорт.

— Ничего не хочу! – Решительно ответила она продюсеру, — мне нужно отдохнуть. Забудьте обо мне хоть на неделю. Нет на свете никакой Виктории Петуховой! Она умерла, — девушка хи-хикнула и бросила трубку.

Продюсер перезвонил. Он имел терпение продюсера. Но звезда еще не передумала.

— Никаких гастролей! Пусть провалится вся Ев-ропа. Такое у меня настроение!

По дорожке из розового гравия, лежащей между идеально изумрудных восьмиугольных газонов, се-менил потешный старичок с тяжелым фотоаппаратом на шее. То был монстр со множеством толстых линз.

Продюсер тем временем долдонил о каких-то доку-ментах, договорах, обязательствах. Звезде стало невмоготу слушать, жаль времени, утренний све-жести и покрасневшего уха. Она рассердилась.

— Достал, козел! — И швырнула телефон оземь.

Старичок схватился за аппарат, но не успел пой-мать кадр, и горестно взмахнул руками, подбежал, остановился в десяти шагах перед столиком и заверещал чудным скрипучим голоском:
— Исторический момент! Виктория Петухова бес-пощадно разбивает телефон и тем самым приоста-навливает, можно сказать даже временно ликви-дирует взаимосвязь с миром, покоренным ею. Психологический фотопортрет, если получится повторить! Изобразите, пожалуйста, на лице ту же яростную страсть, что минуту назад…

— Что Вам надо? — крикнула девушка.

— Как вы, теперешнее поколение, грубы. Только час назад мы с Вами условились о встрече, при-чем это Вы пригласили меня… — обиделся старичок.

— А кто Вы такой? — растерянно спросила звезда.

— Я — Владлен Гусев, — надменно отвечал посе-титель, — фотохудожник, каких теперь вообще не осталось. Я человек, который весь, со всеми потрохами, преданно служит искусству вот уже семьдесят лет. Имейте хотя бы элементарное уважение к тому, что Вам не доступно, даже если Вы — мисс Сибирь. Я ехал на автобусе, шел пешком…

— Из головы вылетело… — смутилась девушка.

— Вот и у меня создается впечатление, что все у Вас из головы повылетало. Вы стали еще вульгар-нее чем всего лишь час назад. И даже маечка у Вас шиворот-навыворот язвительно заметил стари-чок.

— Так модно. И хватит меня учить, это мой дом! — рассердилась звезда.

— Так разговаривать со мной, Владленом Гусе-вым, которому в свое время позировала Любовь Орлова, и не без удовольствия! Подумайте толь-ко, какая-то ничтожная бездарь…

Звезда почувствовала себя уязвленной, схватила какую-то тарелочку и швырнула в гостя с истошным визгом. Он подпрыгнул, увернулся, и засеменил прочь, утверждая на ходу, что оскорблен, но зато уверился в своей правоте, и обязательно напечатает в газете все что думает о Виктории Петуховой.

— А я тебя поймаю, в проявителе замочу, козел! — пригрозила звезда.

Нет, она не очень расстроилась. Она даже была довольна собой.

Вскоре на дорожке из розового гравия появилась девушка — в джинсах и топике, обыкновенная, ни-чем не примечательная девушка, с травленными волосами хвостом, и шагала, как водится, разма-шисто.

— Извините меня вежливо сказала девушка, по-дойдя.

"Наверняка знает, с кем разговаривает, уважает," — подумала наша птичка. И чуть улыбнулась:

— А тебе что надо?

— Вы, конечно, меня не узнаете. Я работаю в овощной палатке. Вы утром когда проезжали мимо по улице Заречной, вышли и купили фрукты, а па-кет забыли на прилавке. Вот, я принесла.

— Спасибо, — обворожительно улыбнулась звезда и приветливо кивнула, давая понять, что говорить им больше не о чем. Но гостья не уходила.

— Вика… — протянула она.

— Ну, что еще?

— Я восхищаюсь вами, — с видимым усилием выдох-нула признание девушка, — смотрю и смотрю все кино с вами и плачу и плачу…

— Да? А если комедия? — забавляясь наивностью деревенской продавщицы, поинтересовалась звезда.

— Все равно плачу. Меня пробирает насквозь. Вика, когда я узнала, что вы строите здесь особняк, я такое почувствовала! Если бы вы знали, что я почувствовала…

— А ты не похожа на чувствительную куклу, — продолжала удивляться звезда.

— Да, конечно. Ведь когда работаешь в магазине и день за днем отвешиваешь апельсины, а то и огурцы, а то и картошку, сама понимаешь… А особняк вырос, как на дрожжах… И эти прикольные башенки, балкончики… А внутри — представляю, как внутри! Наверное, еще лучше?

— Я думаю! – радостно согласилась звезда.

— А у меня бывает такое состояние — знаешь, ка-кие покупатели попадаются? – пожаловалась де-вушка, — так бы и заткнула гаду пасть капустой, и полила кетчупом…

— У тебя такое сейчас выражение, как будто я этот твой покупатель, ха-ха,— заметила звезда.

— Что ты, Вика! Ты — совсем другое! — прочувст-вованно сказала продавщица.

— Неужели? – звезда жеманно улыбнулась.

— Ты — действительно красивая девушка. Шутка ли — всех обставила и стала Мисс Сибирь!

— Да нет, все как-то получилось само собой… Я и ехать на Конкурс не хотела, меня мамуля на-сильно повезла… Я и не старалась. Не веришь?

— Что ты, мисс Сибирь, я верю!

— А тебя как звать? – звезда вдруг внимательно взглянула на собеседницу.

— Виктория.

— Как меня!

— Так это и есть в твою честь.

— Не ври. Как твои родители могли тебя назвать в мою честь, если я, наверное, даже младше тебя…

— А мои родители совсем никак меня не назвали. Я сама себе дала имя. Я ведь сирота интернат-ская. Провалюсь куда-нибудь, никто и не заметит. Вот я и решила — буду называться Виктория Петухова.

— Ладно тебе, не дрейфь, ты симпатичная цыпочка.

— Правда, тебе так кажется?

— Даже не очень похожа на продавщицу.

— Спасибо… А вот я себя ненавижу, Мисс Сибирь.

— Вот выдумала тоже. Хочешь кофе?

Звезда наконец предложила гостье место около себя, и та благодарно воспользовалась ее при-глашением. Кофе давно остыл, но обеим было без-различно, как будто беседа бесконечно занимала их.

— Можешь отрезать немного сыра.

— Спасибо. Я очень люблю сыр.

— И порежь апельсин.

— Апельсины — это моё дело, — усмехнулась про-давщица.

Звезда молчала. Ее гостья меж тем опять впала в восторженный тон.

— Я так счастлива, что сижу здесь рядом с то-бой, пью кофе, разговариваю. Даже не верится. Я ведь по десять раз смотрела и "Сибирскую кра-савицу", и "Сердце бомбы не обманет", и "Страшную любовь". И по тыще раз рекламу мыла и рекламу колгот. Мне еще тогда старая грымза уборщица в интернате сказала: «Смотри, как по-хожа! Это просто ты в натуральном виде». А что, мыло это правда такое мягкое и нежное?

— Действительно, у тебя тот же тип лица,— не-довольно заметила звезда. Казалось, разговор стал ей неприятен.

Зато продавщица входила в раж..

— А фигура? У меня везде ровно столько же сан-тиметров. Я ведь еще с конкурса "Мисс Рязанская Область" за тобой слежу.

— Знаешь, мне нужно отдохнуть,— решительно заявила звезда,— мы еще увидимся — в другой раз, поговорим.

— Автограф хотя бы дадите?

— Достали меня автографы…

— Не хотите? Все вы бесчеловечные, до людей вам дела нет, а только притворяетесь! — злобно заговорила продавщица.

— Ты сумасшедшая? Иди отсюда! – закричала звез-да.

— Вот как! Так вы все со мной! И так всегда! А я не хочу! Я могу за себя постоять!

Продавщица схватила нож со стола и бросилась на собеседницу.

— Положи! — закричала та,— не смей! Меня народ любит!

Но продавщица все равно перерезала звезде горло со словами:

— Молчи, ты, мой ломтик апельсина.

Она содрала с ещё теплого, мягкого, гибкого и податливого, но безжизненного, как выключенный телевизор, тела майку и шорты, сама разоблачи-лась и одежду звезды поспешно на себя напяли-ла, а тело затолкала под стол, туда же спрятала свои майку и шорты, одернула скатерть и присела отдышаться.

Продавщица сидела, слушала птичек, и воображала, что никого она не убила, а, напротив, создала нового человека – новую звезду Викторию Петухову. А если и убила кого – так только себя – ту, прежнюю. Которую ненавидела больше всего на свете. В то время как Викторию Петухову лю-била до слез. Девушке не доставило никакого удовольствия резать человеческое горло. В отли-чие от людей с порочными наклонностями, маньяков и убийц, и образованных людей, грезящих убийством, как захватывающим и, к сожалению, запрещенным аттракционом, она надеялась, что делать такие вещи ей больше никогда не придётся.

— Господи! — вздохнула она, распереживавшись.

Разве она создала этот мир таким несовершенным? Разве она сделала так, что человек, если сам о себе не позаботится — никто о нём не позаботит-ся? Особенно если человек — сирота. Виктория уже погуляла вволю, даже устала и не хотела ехать в Европу. Справедливо будет, если теперь и другие увидят немножко настоящей жизни. Всё тихо мирно. Пропала одна девушка – продавщица из овощного киоска на Заречной улице. Никто и не спохватится. Наймут другую.

Звезда утешилась и заулыбалась, ласково помешала остывший кофе. Птички восторженно чирикали.

— Эй, Вика, ты не волнуйся! Знаешь как я буду держать марку! Я твое имя прославлю. И ночью выкопаю тебе хорошую ямку. Наверное, в твоих тряпках я буду выглядеть обалденно. Что молчишь? Сказать нечего? — пошутила она и сама засмеялась своей шутке.

В это время затрещали ветки и из зарослей на лужайку вылез маленький смешной старичок с тя-желым фотоаппаратом на шее. Он затараторил скрипучим голоском:

— Самое удивительное, это как ты от фильма к фильму все вульгарнее… Очень уж меняешься, это портит имидж. И если твоя Красавица еще хотя бы женщина, то Бомба уже маляр-штукатур, а в "Страшной любви" ты вообще похожа на про-давщицу из овощного магазина. И всё это я на-печатаю в газете! Ты никогда не станешь настоя-щей актрисой, можешь мне поверить.

— Я обязательно исправлюсь. Обещаю. Я буду стараться… ради зрителей. А почему вы так не-ожиданно… выпрыгнули из кустов?

— Мне пришлось лезть прямиком через эти ко-лючки… Чтобы сказать всю правду. В первый раз я пришёл по тропинке — и вот что получилось…

— Так вы уже были здесь?

— Как же звезды забывчивы, ах, как забывчивы… Это тебя не украшает. Доброты ни в ком не ос-талось, и потому искусство лишилось идей. Ве-ликих и чистых идей больше нет! Искусство по-гибло, совсем погибло! И в этом твоя вина тоже, прости за откровенность. С каждым фильмом все топорнее, все вульгарнее, а популярность растет. Стыдно!

Звезда смутилась.

— Может, вы устали и покофейничаете?

— А как ты жеманна! — Застонал фотограф,— все при тебе, вот только таланта нет.

— Не сердитесь, я буду стараться… Я буду хорошо играть. Мне близки великие чистые идеи добра, — с готовностью пообещала звезда.

— Ладно. Наливай кофе,— немного поутих Гусев.

Девушка наполнила предназначенную фотографу ча-шечку. Сама она изо всех сил старалась пить кофе так, как это пристало звезде. И для досто-верности томно вздыхала. Гусев внимательно взглянул на неё.

— Майку бы переодела – тоже моду взяла, носить задом наперед! А вслед за тобой вся Россия, ты об этом подумала? Большая ответственность! Только теперь её бы ещё и постирать надо. Пят-нышко посадила. Вот здесь, под самым горлышком.

Девушка переполошилась, закрыла пятно рукой.

— Это не я! Вам показалось! Правда, я не вино-вата!

— Да разве в пятнышке дело? — покачал головой Гусев,— главное, ты вообще самозванка. Занимаешь чужое место. Профанируешь искусство. А кофе гостям всегда подаешь холодный?
Растерянная, уничтоженная звезда попыталась пе-ревести разговор на другую тему.

— У вас фотоаппарат… Это чтобы меня фотографи-ровать?

Старичок возмутился.

— Тебя? Тебя — после Любови Орловой? Не слишком ли много о себе мыслишь?

— Но тогда что вам от меня нужно? — пришла в отчаяние звезда.

— Автограф на задницу.

— Хорошо, — сразу же согласилась девушка, — только уходите поскорее. Ручка есть?

Гусев пришёл в негодование, вскочил, уронил стул, истерично завизжал:

— Твой автограф после Любови Орловой? Это про-фанация! Я иду на автобус!

Оскорбленный, негодующий, он поспешно покинул сад звезды.

А звезда сидела, удивлялась, и всё не могла взять в толк, в чём она провинилась и когда по-вела себя не так, как следовало звезде. Но одна она оставалась недолго. Пришла почтальонша, принесла телеграмму от энергичного продюсера.

— Простите, это вы — Виктория Петухова? — очень вежливо спросила почтальонша.

— Конечно, я. А почему вы спрашиваете? Кем еще я могу быть по-вашему?

Она расписалась на бланке и пробежала взглядом телеграмму. Томно вздохнула.

— Ах как я устала от всей этой суеты, если бы кто-нибудь знал…

— О, я понимаю вас, Вика, — согласилась поч-тальонша.

— Видите ли, мой продюсер меня преследует, — девушке захотелось рассказать про продюсера, — хотите кофе? Ничего, что холодный?

— Пить кофе с вами для меня мечта,— ответила почтальонша, — я ведь по десять раз смотрела и " Сердце бомбы не обманет" и " Страшную любовь"…

— Он хочет, чтобы я сейчас же летела в Европу. Пишет, будет скандал и революция. Может быть, согласиться?

— Я бы на вашем месте еще как полетела. Это тебе не телеграммы разносить.

— Правда, вы так думаете? А я вот не знаю на что решиться. У меня есть одно неотложное дело ночью…

— Наверное, интересное? – хихикнула почтальонша.

— Ой, что вы, скука смертная, если бы вы только знали… — звезда прикрыла рукой пятнышко на майке под самым горлышком, — если хотите, отрежьте себе сыру.

Почтальонша взяла ножик и принялась вертеть его в руках.

— Нет, я не хочу сыру,— решительно отказалась она,— в моей серой жизни знаете что такое вы? Я ведь тоже тоскую по прекрасному. Я всегда плачу, когда смотрю на вас. Даже когда рек-лама колготок. Потому что думаю — ничего себе колготки,— почтальонша усмехнулась, — ноги то у меня от ваших ничем не отличаются. Ишь, в Европу не хочете!

Звезда внимательно оглядела собеседницу с головы до ног. Обыкновенная девушка в шортах и майке, ноги длинные, волосы травленные, хвостом. Сумка через плечо…

— Послушай, милая… Послушай… как тебя зовут?

— Виктория. Вика Петухова, — заносчиво ответила почтальонша.