Корзун Светлана  Тимоня

Корзун Светлана
Корзун
Светлана

Был Пётр Петрович одним из тех счастливчиков, коих друзья при любом случае называли баловнем судьбы. Вместе с глубоким кризисом, депрессией и японской войной, принёс век двадцатый во многие питерские, некогда благополучные семьи, тревоги, беды, а порой и отчаяние. Но только не в дом Скобеевых. Иной раз Пётр Петрович немало стыдился, что дела у него, вопреки жизненному разочарованию большинства, складывались хорошо: он по-прежнему удачно преподавал в академии художеств — вёл натурные и скульптурные классы, притеснений материальных не испытывал, да и с женой после появления в семье Тимони всё наладилось.

Тимоня... Вспоминая о приёмном сыне, Пётр Петрович неизменно разглаживался лицом, суетно прятал влажные глаза в заученном прищуре и принимался крутить усы. Больше всего в такие моменты счастливый отец боялся выдать случайному — не дай бог, недоброму глазом человеку — своего обожания и привязанности к пугливому, но такому чудесному Тимоне.

«А ведь как-то жил без него! И ведь счастливым себя местами мнил! А то, что счастья и не касался — не ведал».

В доме Собеевых Тимоня появился пару лет назад — осенью. Случилось это по возвращении супругов из Самары, где гостили они у купца и мецената Шихарева — давнишнего друга Петра Петровича.

И не было в то давнее, сентябрьское, утро на Таракановской большей новости, нежели та, что на воскресный променад, вопреки заведённому порядку, вслед за супругами Скобеевыми из ворот вышла странная парочка. Это была низенькая — скорее ветхая, нежели старая — нянюшка, державшая за руку перепуганного мальчонку, лет трёх-четырёх от роду, наряженного во всё новое до хруста.

— Это нам бог послал! — загадочно отвечала на расспросы соседей светившаяся Анна Сергеевна. — Я его вымолила, а супруг любезный, Пётр Петрович, сердцем принял.

Сам же Пётр Петрович предпочитал в разговоры с соседями не вступать — он учтиво кланялся, оставаясь лицом суров, и, как всякий иной день, неторопливо шествовал вниз по Таракановской. Но от слов Аннушки на сердце его, хоть сызмальства к сантиментам и неприспособленном, становилось тепло и благостно.
А уж коли кто мальчонку хвалил — так радость и вовсе разливалась по прежде неведомым закуткам души, что мёд по стенам медогонки.

Два года минуло с того осеннего утра.

Два счастливых невозвратных года.

***

В то утро, за воскресным чаем, Пётр Петрович с супругой перво-наперво обсудили субботнее происшествие в детской: ставшая последнее время вовсе немощной, нянюшка не смогла удержать лошадку, и Тимоня набил на лбу шишку, величиною с грецкий орех.

С трапезой было давно покончено, а Пётр Петрович всё горячился по-поводу вчерашней оказии . Он много курил, хмурился, и Анна Сергеевна догадалась: разговора о новой няне избежать не получится.

— Аннушка, душа моя, нам надобно один важный вопрос обсудить, —издалека начал Скобеев. — И сделать это безотлагательно.

Однако стук в дверь отвлёк главу семейства от намерений. А чуть позже и вовсе спутал все планы. И не только на это утро.

Крупная, немолодая женщина, по-южному смуглая, коих Скобеевы видели множество в Самаре и окрестностях, уверенно встала посреди гостиной.

— Я за сыном, — без предисловий объявила она низким, чуть сиповатым голосом.

И моментально залила комнату густой вязкой тревогой. И ещё каким-то горьковатым пряным запахом.

Все присутствующие затихли, а женщина, едва скользнув глазом по перепуганному Тимоне, сказала, обращаясь к Петру Петровичу:

— Вот — бумаги привезла. Передумала я.

В комнате стало тихо, как в усыпальнице — той семейной, что поочерёдно приютила двух мертворождённых детей Скобеевых.

Тимоня — и прежде-то боязливый до судорог — опрометью бросился к Анне Сергеевне: он не проронил ни слова, но вцепился в батистовый рукав так, что Аннушка физически ощутила ужас, овладевший сыном.

И тут воздух разрезал крик:

— Нет! — вскрикнула тщедушная нянюшка, невесть откуда взявшаяся в гостиной.

Она замахала руками, точно пыталась вытолкнуть незваную гостью прочь.

— Нет, паршивка! Не вертать тебе сына! Сама мальца отдала!

Старушка затряслась, как в припадке, но продолжила даже громче:

— Али забыла, как причитала-плакала?! И кормиться-то нечем, и мужа закололи, и пузо новое на нос лезет! А как деньги-то схватила! Как вцепилась! Нет возврата! Нет, и не думай!

— Помолчи, старая! — спокойно сказала пришедшая женщина. — Не с тобой говорю. А возврат всему есть.

И она большой — почти мужицкой — рукой положила на стол казённые бумаги.

Никто не торопился к ним прикоснуться, лишь всё та же нянюшка, стоявшая поодаль, зашаркала к столу. Она склонилась над бумагами и, вероятно, заприметив пятно печати, всплеснула руками.

— Господи, помилуй! Да как же такое случилось-то?! Боженька милостивый! Защити ты Тимонюшку и нас — грешных!

И завыла старая, что силёнок оставалось.

Она причитала так горько, так отчаянно, что Скобеевы поняли — почувствовали — горе непоправимое пришло в их дом.

Пётр Петрович по-прежнему молчал, но Анна Сергеевна, даже не оборачиваясь, ощутила ужас, обручем стянувший нездоровое, измученное сердце мужа. После стольких лет бездетности, он впервые был по-настоящему счастливы, и вот теперь эта женщина...

— Любезная, — хрипло начал Пётр Петрович, обращаясь к незваной гостье, и одновременно жестом отсылая причитающую нянюшку прочь.

— «Любезная» говоришь?! Тамара Никаноровна я. Али забыл?

Скобеев прокашлялся, но голос его засипел ещё сильнее.

— Послушайте, Тамара Никаноровна. Не будем пугать почтенное семейство. Извольте пройти со мной в кабинет, где мы и обсудим наши дела.

— А нечего обсуждать! — отрезала женщина. — Всё решено: бумаги — вот они, на столе. С печатями. А разговоры в кабинетах разговаривать мне недосуг.

Женщина грузно опустилась на стул, и потуже завязала узел, из которого минуту назад достала бумаги.

— Котомку-то мальцу, чай, какую соберёте? — спросила она и, не таясь, стала осматривать добротную обстановку комнаты. — Голодранцем-то, поди, не выпроводите?

И тут, всё время молчавшая, Анна Сергеевна не выдержала: схватив на руки перепуганного Тимоню, она с рыданиями выскочила из гостиной. Уже в детской убитая горем мать разразилась таким отчаянным криком, что сердце супруга выдавило наружу боль, исказившую прежде в меру приятное лицо до гримасы.

— Прочь, ехидна! — хватаясь за сердце, и, вскакивая со стула, закричал Пётр Петрович. — Прочь! Не видать тебе сына! Мой он! Мой! Наш!

Тамара дёрнулась с места, но сдаваться и не думала.
— Значит, по-хорошему не сговоримся, — промолвила она. — Что ж, я особливо и не надеялась.

— И правильно! Не видать тебе Тимони! Не ведаю, что ты там за бумажки раздобыла, но закон на моей стороне. Я докажу, я пойду...

— Так закон-то — он разный бывает! — осклабилась Тамара. — Только судиться мне с тобой не с руки. Времени нет. Место я нынче получила. Хорошее такое место.

Женщина неприятно хохотнула, но тут же посуровела лицом.

— Мне мальчонка нынче самой нужон. Тимофей-то — сын мой — как ни как, наследник будет. Да только благодетель стар, не ровён час, помрёт. Оттого, надоть отцу успеть наследника предъявить. А особливо родне евонной — жуть-куражистой.

— Да разве это не гадость?! — возмутился Пётр Петрович и принялся нервно мерить комнату шагами. — Разве ж возможно такое? Мы ведь у Шихарева в усадьбе гостили, когда вашего мужа — Тимониного отца — копьём в меже закололи. Я же помню! Ещё слухи ходили, будто его крестьяне и порешили — за четверть прирезанной сажени.

Скобеев порывисто сел на стул, отчего тот пронзительно скрипнул. Но, не в силах сидеть на месте, Пётр Петрович снова вскочил и заметался по комнате.

— Да ведь всё помню, как сейчас! Вы в доме у Шихарева тогда Тимоню ещё безотцовщиной клеймили! В ноги нам с женой падали! Просили, мол, заберите, Христа ради, мальца — не дайте с голоду пропасть! Ведь и то верно — на сносях были, не прокормились бы втроём.

И тут Пётр Петрович, вспомнил необъятный живот Тамары.
Ухватившись за мелькнувшую мысль о другом наследнике, он совершенно забыл и гордость, и обиды: кинувшись к Тамаре, Скобеев схватил её огромные тёмные ладони и, расцеловав их многократно, взмолился:

— Другой ребёнок! У вас же есть другой ребёнок! Предъявите его, коли благодетель так стар и глуп, что невдомёк ему проказы ваши бабские.

— Да цыц ты! — большой чёрной вороной вздыбилась Тамара и жёстко толкнула Петра Петровича. — Уж, не рисовальщик ли белорукий собрался меня учить, как дитями своими распоряжаться? Как сам за шестьдесят рублей чужого ребёнка торговал — так совесть не вскидывалась?! Меж кисточек закатилась?! А теперь, значит, на свет божий выпукнулась! Да только нынче мне твои шестьдесят рублей за ненадобностью! Возверну! Возверну — не дрогну! А сына отдавай!

— Не отдам! — прохрипел багровый Пётр Петрович, едва держась на ногах. — Тимоне хорошо здесь. Его любят. И всю жизнь будут любить! И всё у нас хорошо будет!

— Ой ли?! — cкривилась Тамара. — Да будет ли? А коли, кто петуха красного пустит?! А тот возьми, да дом твой, добром набитый, вместе с картинками да домочадцами и того — до уголька дымного изведёт. Переживёшь ли?

Тамара зло прищурилась и почти зашептала:

— Ты вот вид спокойный выказываешь, пыжишься. Молодец. Мужик. Да только я планы свои сокровенные ещё и говорить не начала, а ты уже за сердце схватился. Коли не держался бы — так на пол уже скопытился. А коль узнаешь, что в головушке моей отчаянной зреет — сдюжишь ли?

— Пошла вон! — заорал Скобеев, валясь на стул, точно куль. — Я на тебя управу найду!

— Пошла. Пошла, милый. Только ненадолго. Третьего дня за Тимофеем приду. А ты жди! Или жди неприятностей, коли не передумаешь.

— Забудь про Тимоню! Не передумаю! И запомни — нет у тебя сына!

— Так ведь и у тебя тоже много чего скоро не будет.

И с этими словами, полоснув тёмными юбками по порогу, Тамара вышла прочь.

***

Новость о том, что Анна Сергеевна утром обнаружила бездыханную няньку с подушкой на лице, облетела Таракановскую за полчаса. А к девяти карета из жандармского учреждения уже стояла у ворот Скобеевых.

— Пётр Петрович, да не переживайте вы так, — увещевал краснощёкий, не к месту жизнерадостный служивый. — Старые люди — что с них взять?! Вот третьего дня один дед в луже утонул. Пьяный, конечно. Но ведь судьба какая! Путейщик справный был, детей-внуков — орава! А на тебе! В луже захлебнулся. Сдаётся мне, что и у няньки вашей судьба такая! Замёрзла старая ночью — вон, окно-то в комнатке открыто было — подушку на голову и положила.

— Да-да, — повторял безразличный к версиям полицейского Скобеев. — Да-да.

— Так что полноте, Пётр Петрович, убиваться. Нянька и так уже чужой век зажила, — хохотнул полицейский. — Нам с такими службами один бы отвековать, а ваша приживалка по второму кругу намылилась! Сколько годков-то ей было? А? — спросил он. Но, махнув рукой, сам и ответил. — Поди, и сама уж не помнила. Упокой, боже, душу грешную.

Он перекрестился и глянул за занавеску: там, в маленькой комнатке, на софе, крепко обнявшись, тихо плакали Анна Сергеевна и Тимоня.

— Пётр Петрович, а есть ли родня у... У почившей? Я это к чему — сообщить бы надо.

— Да-да, — продолжал не слушая отвечать бледный Пётр Петрович. — Да-да.

***

Тамара появилась лишь на пятый день.

— Собрали монатки-то? — спросила она с порога.

— Зачем пришла? — процедил Скобеев и, подтолкнув перепуганную жену с Тимоней на руках в детскую, плотно закрыл дверь.

— А ты не ведаешь?! За сыном.

— Нянька — твоих рук дело?

— Да кто ж тебе скажет? — ухмыльнулась Тамара. — Говорят, несчастный случай.

И, не дождавшись приглашения, она по-хозяйски прошла к столу.

— Мой тебе совет, Пётр Петрович. Подумай хорошенько, как правильно, да по-уму дело сделать. А ну, что с тобой случится?! Сам посуди: останься Аннушка одна с дитём — откуда достатку взяться? Кому нужна будет немолодая вдовая баба без ремесла в руках, да ещё с мальцом? На что парня-то обречешь?

— Прочь... — взмолился совсем сдавший Скобеев. — Шла бы ты прочь. От карканья твоего голова раскалывается!

И Пётр Петрович сдавил ладонями виски с такой силой, что казалось, будто он пытается выжать боль через глаза, уши, рот, нос...

Тамара поправила выбившуюся из-под платка чёрную прядь и, усевшись, потянулась за яблоком, что лежало в вазе.

— Вот я и говорю, — продолжила она бесцветным голосом. — Ты бы, хозяин, не кочевряжился. Сердце у тебя — давеча соседи сказывали — совсем никудышное: старуху хоронил — сам чуть в яму не ухнул. И голова — вон — болит, аж видно. Да ты желваками-то не води — не напугаешь!

Тамара откусила яблоко и продолжила безразлично:

— Не пугай ты меня, Пётр Петрович — не трать силы. Я нынче непугливая: что подушкой старуху приложить, что мужа-супостата в меже копьём ткнуть — всё одно. Мне в жизни такого попробовать выпало, что и напугать меня больше нечем!

Тамара перестала жевать и замолчала.

Безвольно свесив руки, она уставилась в зеркало, с которого только вчера сняли траурную тряпицу. И вдруг Петру Петровичу отчётливо явилось, что смотрит она не в зеркало, а в своё прошлое. И чем дольше Тамара так сидела, тем страшнее Скобееву становилось представлять, что она там видит.

«А ведь она не обманывает! — осознал Пётр Петрович. — Нечего ей больше опасаться. И терять нечего. И теперь, когда жизнь послала Тамаре единственный шанс, никто её уже не остановит».

И тут Пётр Петрович окончательно понял, что ничего супротив неё сделать не сможет.

— А за сына не бойся, — непривычно мягко сказала Тамара, но Пётр Петрович всё равно вздрогнул. — Я его не насовсем забираю. Как наследство получу — верну.

Тамаре было стыдно — Скобеев понял это по тому, как женщина суетливо затеребила в руках вышитой край крахмальной скатерти.

— Отвыкла, — не таясь, сказала женщина. — Я тебе честно скажу: как увидела — сразу поняла, не родной он мне стал, Тимоша-то. Чужой. Совсем чужой.

Тамара оставила в покое скатерть и уже спокойнее договорила:

— И потом... это ты, Пётр Петрович, верно давеча припомнил: брюхатая я тогда была. И ребёнок второй у меня есть. Девочка. Нюрой звать. Нюронька. Солнышко моё.

Тамара запорхала влажными ресницами и посмотрела на Петра Петровича, ища понимания. Но тот, был занят только мыслями о сыне.

— Ты вот, Пётр Петрович, думаешь, я злобная, лютая. А я ведь умею дитё любить! Верь не верь — а умею! И жить бы нам с Нюрочкой счастливо — в тепле, в сытости, в богатом доме...

Тамара опять взглянула на Скобеева, но тот был полностью поглощён своими переживаниями и лишь таращил невидящие глаза на женщину.

— Да чего ты так на меня смотришь-то?! — огрызнулась Тамара, хотя ничего осуждающего во взгляде Скобеева не было. — Думаешь, я не заслужила сытой жизни? Или Нюра, ангел мой, перед богом успела чем провиниться? Нет. Нет и нет!

Тамара и не заметила, что уже не говорит — кричит о своей беде.

— Да только не признаёт старый хрыч Нюру своей. Не признаёт — и всё тут! Заладил: верни, говорит, моего тайного наследника, что у людей спрятала. Когда вернёшь — тогда и поговорим. И заживём. А случись что — всё на него подпишу! Но, главное, девку твою крестьянскую в доме терпеть буду.

***

Всю дорогу Тимоня плакал.

Плакала и Тамара.

Она жалела и себя, и диковатого мальчонку, и оставленную со злой золовкой Нюрочку, и загубленную няньку, поднявшую сначала её, а потом и Тимофея.

Впервые жалела Тамара и мужа — гулёну и выпивоху — бившего её всю жизнь смертно, оттого и заколотого ею в сырой меже.

© Корзун Светлана, 2015

<<<Другие произведения автора
 
 (5) 
 Комментарии к произведению (1)

 
 
Неприхотливость — одна из главных добродетелей. Заметив за собой старуху, Игараси убыстрил шаг, почти побежал. Здесь подрабатывала сиделкой статный воин Света.
 
   
По алфавиту  
По странам 
По городам 
Галерея 
Победители 
   
Произведения 
Избранное 
Литературное наследие 
Книжный киоск 
Блиц-интервью 
Лента комментариев 
   
Теория литературы  
Американская новелла  
Английская новелла  
Французская новелла  
Русская новелла  
   
Коллегия судей 
Завершенные конкурсы 
Чёрный список 
   
   
   Социальные сети:
  Твиттер конкурса современной новеллы "СерНа"Группа "СерНа" на ФэйсбукеГруппа ВКонтакте конкурса современной новеллы "СерНа"Instagramm конкурса современной новеллы "СерНа"
   
 
  Все произведения, представленные на сайте, являются интеллектуальной собственностью их авторов. Авторские права охраняются действующим законодательством. При перепечатке любых материалов, опубликованных на сайте современной новеллы «СерНа», активная ссылка на m-novels.ru обязательна. © "СерНа", 2012-2023 г.г.  
   
  Нашли опечатку? Orphus: Ctrl+Enter 
  Система Orphus Рейтинг@Mail.ru