Подобед Елена

1. Салон красоты

Первым ее увидел  Колька Белов, водитель маршрутки, курсирующей между селом и райцентром. Вплыла она в старенький ПАЗик, села у окошка и застыла, как статуя. А когда Колька в свойственной ему грубоватой манере напомнил, что надо бы заплатить за проезд, глянула так, что внутри у него все заледенело — то ли от восторга, то ли от ужаса. Здоровенный бугай потупился и залепетал: «Что вы, что вы, какие деньги».

Высадилась пава у бюро ритуальных услуг, что напротив клуба. И через сутки на месте громоздкой раззолоченной вывески скорбного заведения висела новая — скромная «Салон красоты Glass» с припиской о том, что первые три процедуры для пенсионерок бесплатны.

А похоронное бюро, к радости местной молодежи, съехало на окраину — поближе к месту приложения своего капитала. Старики же почувствовали себя обделенными. Раньше-то, как шли мимо вывески, так вспоминали о вечном, и мысленно приценивались кто к веночку, кто оградке, а кто и к мраморныму памятнику в полный рост…

Да и что это такое — «Glass»? «Глаз», что ли? А глазам-то с возрастом красота ни к чему! Были бы зрячими.

Значение иностранного слова дотошным бабушкам, помнившим лишь кое-что из немецкого, растолковали их внуки, благо англичанка — Таисия Львовна, или как ее называло за глаза уже не первое поколение учеников — Тигра Львовна, в отличие от немки, в город бежать не собиралась. Тридцать лет она преподавала и директорствовала в местной школе.

Независимая и бойкая, Тигра первой и наведалась в «Глаз», но о подробностях молчала. И бабка Маня, что мыла полы сначала в похоронном бюро, а теперь в салоне, ничего товаркам рассказывать не стала. Но если в моложавой и благородной Тигре после посещения «Глаза» изменения были едва ли заметны, то простая бабуся преобразилась до неузнаваемости. Ходить стала прямо, будто кто ей кол к спине привязал, а все ее гримасы и беззубые улыбки точно водой с морщинистой физиономии смыло. Через неделю же в ней вообще было трудно узнать старую болтушку Маньку. Щеки подтянулись, складки разгладились, губы приобрели девичьи очертания, и глаза ну раза в три точно стали больше. «Стекломордия», — со зла крикнула ей вслед всегдашняя подружка бабка Зоя.

И то — раньше-то они как родные сестры были, а теперь к этой цаце и на кривой козе не подъедешь — ишь, глаза вылупила и плывет себе мимо.

«Ну, плыви, плыви, «стекломордия», — серчала баба Зоя. — Я вот тоже пойду к твоей хозяйке в салон-то, да и стану такой же красивой и молодой — и не потому, что надо, а чтобы ты нос драть перестала».

И пошла, и стала такой же глазастой и новой, и тоже молчала о том, что в салоне с ней делали, но только завидно стало другим бабкам, и кто намеренно, а кто просто по старой памяти в двери бывшего ритуального бюро заглядывать начал. А что ж не попробовать, если три первые процедуры в подарок…

Эпидемия «стекломордии» захлестнула женское население села в возрасте от 30 до плюс бесконечности, ну разве что незрячая смолоду Глафира Францевна, мать Тигры Львовны, тоже в прошлом учительница, под раздачу не попала. Как ни уговаривала Тигра — не согласилась ехать к слепой старухе эта самая Гласс и в салон ее везти запретила. Да и со Львовной у ведьмы не срослось — видно, у директорши иммунитет оказался на все эти яды. Нет, ослепнуть-то Тигра ослепла и дара речи лишилась, но не померла... И в результате из всего местного женского населения упомянутой возрастной категории одни они с матерью и выжили …

2. Шоферские байки

Кем была хозяйка салона и куда она в итоге исчезла — осталось загадкой. А о том, что творила в своем заведении и какие это имело последствия, рассказал потом Колька Белов. Он на своей развалюхе тогда и вместо скорой помощи был, и у гробовщиков на подхвате, а кое к кому и священника успел довезти...

Так вот, в три этапа – в три бесплатных укола — превращала в стекло ведьма Гласс сначала бабий мозг (этот им промеж бровей всандаливала), потом мордахи тем стеклом накачивала — это чтобы сами в себе отражались и стеклянным своим умом ничего кроме собственной красоты не видели, а третий укол делался в позвоночник. А дурам-то казалось: похлеще стволовых клеток оторвали дармовщину — знай живи да омолаживайся…

Старых мужьев побросали — единственного местного олигарха по кругу пустили, соревнуясь красотой и достоинствами… Были случаи, что и мужики в салон рвались, в баб рядились – в ногах у хозяйки валялись: «Омолоди, голубушка, никаких денег не пожалеем» Но с мужиками ведьма дел не имела — тут ее упрекнуть не в чем.

Так вот, ровно через три недели после третьей халявы зависимость у «стекломордий» началась, и волокли они в тот «Глаз» ценности из дому, лишь бы опять «ширнуться». Но и это еще не всё. На двенадцатом уколе остекленели они так, что живого в них разве что глаза остались. А сами глаза выросли с куриное яйцо и перестали на них веки натягиваться – ни поспать, ни пыль смахнуть… Так и ходили дуры лупоглазыми и еще краше себе казались.

А тринадцатая доза их просто добила — прямо в салоне у «стекломордий» глазные яблоки из орбит выскакивать начали. Веки стеклянные захлопнулись как створки раковин и нервы с сосудами перерубили, глазки в руки ведьме попадали. А без глаз «стекломордиям» куда, если смысл жизни лишь в созерцании собственной красоты…

Ради тех глаз-то все и затевалось, потому-то ведьма и слепую Глафиру колоть не стала. Ну, вроде как была эта самая Гласс бессмертной, а бессмертие-то у кого чем питается…

Потом оказалось, что и бюро ритуальных услуг в делах тех замешано было. Еще бы — такой наплыв заказов… А вы думали, они даром офис в самом центре села уступили злодейке?

Да, много баб схоронили в том селе, и близкие по ним плачут, но несильно… Эти ж дуры, польстившись на бесплатные посулы, в таком позорном свете себя выставить успели, что жалеть там не о чем. Что до единственного олигарха, так он и не такое в жизни видал, пока капитал сколачивал – ему «стекломордии» боком не вышли.

3. Glass

Glass открыла морозильную камеру и запустила пальцы в груду стекловидных шариков. Вынула из глазниц протезы и стала по очереди примерять ледышки.

Раствора для инъекций больше нет, а действие последней закончится через мгновение. Вот уже и спину сгибает в дугу, лицо оплывает, покрываясь сеткой морщин… И пальцы деформирует подагра… А все эти мертвые чужие глаза не сделают ее снова зрячей… Долгие годы опытов, сопутствующие бесполезные открытия, а в итоге лишь месть бабам — за мужа и собственной дочери, за то, что...

Тигра Львовна, смешно! Это ее-то Таечка тигра — да она ни на кого за всю жизнь руки не подняла, ну разве что в самом раннем детстве, смеясь и не понимая, что делает, плеснула в глаза матери кислотой. Не нарочно — так уж случилось… Муж привел ее в лаборантскую, а Глафира в это время реактивы нумеровала. А они в стеклянных колбочках – яркие такие, красивые… Выгорели глаза у Глафиры, а Леву совесть заела — он ведь тогда ребенка-то привел жене в кабинет, потому что к любовнице спешил… Ох и лют был до баб… В этом селе почитай все тогда через него прошли…

Вот тебе и доктор… Да, ревновала она его безумно, но это неправда, что беспочвенно… Неправда. Но только после той истории он другим стал – все искал для жены лекарства, об имплантатах думал, на себе опыты ставил — ее берег. Вместе они долгие полвека искали средство направленной регенерации клеток…

А Тайка, как после института в село вернулась, стала жить отдельно — ей квартиру при школе дали. Аллергия на реактивы у нее, на запахи химические. Семью не создала — вся в работе... Она ведь так и не вспомнила, что с матерью сотворила.

Или не забывала, а прикидывалась? Почему не навещала, а только звонила? Лева-то под конец много хворал и чудил, а все эти инъекции. Побочный эффект временного омоложения, опять загулы, бабы, разрастание глазных яблок и смерть…

Когда решилась на месть? Да в тот самый день, как на крыльце его умирающим и безглазым нашла после ночной гулянки… Покаяться успел, сказал, что себя не помнил, и что в селе не светился — в город на такси ездил... Прощения попросил, что не успел дело до конца довести, и умер у нее на руках...

Тело спрятала в погребе, чтобы вопросов лишних не задавали. Упаковала всю имеющуюся сыворотку, себе сделала пару инъекций.

Дождалась нужного эффекта и явилась в село под красноречивым именем Glass. Так Лева назвал препарат, в основе которого было стекловидное вещество. И еще, уверена была, что мимо иностранного Таечка точно не пройдет. Нет, она не хотела причинять вреда дочери, хотела лишь коснуться, голос услышать. А дочь не узнала, но разоткровенничалась, мол, всю жизнь себя ненавидела и к матери ужас испытывала из-за ее обезображенного лица, и что лучше сама бы ослепла, чем вечное чувство вины. Сама себе уколы и сделала там, в салоне, когда поняла их последствия.

Глафира Францевна скормила дворовому псу груду мертвых глаз, облила горючим веществом дневники, лабораторию и труп мужа. Спрятала на груди заработанные деньги, чиркнула спичкой и вышла из дому.

***

Колька Белов, ехавший из города, первым увидел зарево над домом старого доктора и слепой химички. Рванулся было спасать, но тут грянул взрыв. Старуху нашел у забора в траве.

— Францевна, ты живая? А дед-то твой где?

— Да толку-то, что живая. Все сгорело, Коленька, и дед мой сгорел, видно, опять опыты ставил в подвале... Вези меня к Таечке в больницу — я теперь ей нужна буду.

Старуха ощупью вошла в маршрутку, села у окна и застыла как статуя...

И денег Колька с нее конечно не взял.