Шульгин Михаил

В два часа пополудни кабриолет «Порше 356» пересек технопарк, свернул к зданию главного офиса Центра баллистических испытаний (ЦБИ). За рулем палевого раритета сидела молодая брюнетка в бежевой фетровой шляпе мужского фасона и легком зеленом платье. На пассажирском сиденье лежал чемоданчик, рядом деревянной ножкой упирался в пол черный зонт-трость: Ольга Павловна Кочеткова ехала к новому месту работы. Она припарковала кабриолет неподалеку от стоящего на постаменте «Альбатроса А-40». Самолет из восьмидесятых, опустевший автомобиль из шестидесятых, и стройная женщина с чемоданом и зонтом, одетая в стиле «а ля гарсон» казались голограммой из прошлого.

Предъявив при входе приказ о назначении на должность и паспорт, Ольга вошла в просторный вестибюль Центра. Цоканье ее шпилек о кафель эхом разносилось по коридорам. Кочеткова осмотрелась. Во взгляде ее читалась усталость и негодование: никто не встречал, а ведь она рассчитывала — созванивалась с Девятовым, согласовывала время.

— Простите, вы не подскажете?.. — обратилась она к мужчине в летной униформе, появившемуся у лестничного марша. Он оглянулся.

— Гена?! — воскликнула Ольга. Она вздрогнула. В огромных карих глазах одновременно отразилось и недоумение, и испуг, и надежда: лишь на миг.

— Не ожидала встретить тебя здесь.

— Взаимно, — ответил Геннадий, пряча глаза.

Ольга физически ощутила удушливую атмосферу неловкости, вмиг наполнившую помещение. Казалось, сам воздух пропитался множеством трудных вопросов, невысказанными обидами, невыплаканными слезами. Молчание, переступание с ноги на ногу, притворное выражение безразличия; тягучая минута принужденного актерства.

Она облегченно вздохнула и виновато улыбнулась, когда отворилась дверь, и в холл почти вбежал пухленький полутораметровый коротышка Денис Девятов.

— Общий привет! — выкрикнул он и тут же затараторил: — Простите меня, Ольга Павловна. Я мог бы сослаться на часы, но они у меня швейцарские, и вы бы это заметили. Были бы мы в городе — я непременно оправдался бы пробками, но, черт подери, здесь сплошной ковыль и три сотни автомобилей на столько же квадратных километров! Браните меня, ругайте, как вздумается, я виноват и приму как должное. Позвольте ваш чемоданчик, прошу вас — нам сюда, я провожу…

— Спасибо, Гена, что развлек мою новую начальницу. С меня пиво, — бросил Девятов через плечо.

Денис был безобидным болтуном. Ольга это знала еще по совместной работе в агентстве, и не только не злилась, но и была благодарна за то, что он явился так вовремя, и, неосознанно, за само опоздание, позволившее столкнуться лицом к лицу с Геной. Прежние чувства, слегка затушеванные карандашом времени, напомнили о себе и как будто начали проявляться вновь.

Гена Бочаров жил небом. Казалось, он родился только для того, чтобы обрести крылья. И полюбить он мог только то, что умело воспарить над землей. Они познакомились на занятиях по теории полета: Гена преподавал, а Ольга была прилежным слушателем курса; и она полюбила планер, небо и… Гену.

Назначение начальником отдела разработки систем управления при ЦБИ стало для Кочетковой не просто неожиданностью, а шоком. О таком взлете в карьере она и не мечтала. Кроме того, обычно за такие вакансии в агентстве разгоралась настоящая война: двое, а то и трое претендентов топили друг друга как могли. Иногда это длилось месяцами, но этот раз все оказалось нереально будничным: Кочеткову вызвали к боссу, и тот, без всяких вступительных банальностей объявил, что ее кандидатуру рассмотрели и одобрили. Он даже забыл сказать о самой должности и о том, почему она вдруг освободилась. Ольге пришлось спрашивать.

«Простите, Ольга Павловна, совсем вылетело из головы, что это замещение не было на слуху, — слегка сконфузился босс. — Ваш предшественник переведен в Плесецк».

Ольга с трудом осваивалась на новом месте. Проект, свою лепту в который вносила Кочеткова, был амбициозным. В случае успеха, стоимость вывода на орбиту килограмма полезной нагрузки сократилась бы примерно в десять раз. Работы оказалось невпроворот — отдел сильно отставал от графика. Огромная ответственность, новые люди и обстановка, необжитая квартира и полное отсутствие привычной городской суматохи: шумных улиц, спешащих прохожих, огромных супермаркетов и маленьких кафе с чудесным мате или сладким капучино с тертым шоколадом; всего этого не хватало, так же как и времени во все вникнуть, все осмыслить. На этом фоне Ольга подружилась с Игнатьичем, как звали своего начальника все без исключения вохровцы Центра. Петру Игнатьевичу перевалило за пятьдесят, но был он молодцеват и разговорчив. Ольга глянулась старику. Он же напоминал Кочетковой покойного отца.

Гена Бочаров был редким гостем в Центре: стартовая площадка и аэродром находились почти в десяти километрах к югу. Лаборатория перегрузок, расположенная на минусовых уровнях здания, приглашала пилотов на тестирование в центрифуге. Лишь раз, и то из окна, Ольга видела, как Гена вышел из парадного, сел на байк и неторопливо проехал мимо, повернув голову в ее сторону. Наверно, он ее заметил или ей хотелось так думать, или именно этого и боялась: она сама не понимала, но биение сердца тогда заглушило и звук выхлопа байка, и настойчивые оклики Девятова.

Ольга ночевала на работе, но к стендовым испытаниям отдел нагнал упущенное.

— Если сегодня не облажаемся, то в следующем квартале выйдем в поле, — Денис отрезал перочинным ножом дольки от яблока, клал в рот и крякал от удовольствия. — Когда волнуюсь — аппетит просто зверский, — пояснил он, на не одобряющий взгляд начальницы.

Выход на полевой уровень означал, что отдел в полном составе на какое-то время переедет в центр управления полетами (ЦУП) на аэродром, потому новая встреча с Бочаровым станет неизбежностью, а к ней Ольга была не готова. После «отработки стенда» все разговоры женского состава отдела свелись к рассказам о спартанских условиях обитания в казармах и обсуждению личных достоинств пилотов. Одни имели виды на холостяков, другие принимали ставки на них же. Ольгу это разозлило. Впервые она проявила жесткую власть:

— Рабочий день еще не окончен! Общение — в личное время! Марш по местам!

— Ну, зачем так строго? — добродушно негодовал Игнатьич. — Девчонки заслужили эту трескотню.

— Знаю, — тихо ответила Ольга, потупив взгляд.

Время не постоянно. Оно - сама скорость. Сегодня топчется на месте, а завтра летит словно снаряд, выпущенный из пушки. Парадокс времени в том, что его неудержимость пропорциональна количеству — чем меньше остается, тем стремительней поток. Отдел Кочетковой отчаянно сопротивлялся вселенской несправедливости, изо всех сил пытаясь держаться в стрежне времени и не отставать от графика. Аппетит Дениса Девятова заметно возрос. Коллеги подшучивали, что, мол, связь между волнением и обжорством в режиме аврала чревата растрескиванием или даже взрывом, но это никак не отразилось на выручке пончикового аппарата.

Однажды вечером Ольга засиделась в своем кабинете, она бесцельно щелкала пальцем по кнопкам клавиатуры. Час назад ей прислали список из шести имен пилотов, отобранных для испытаний системы. Среди них был и Геннадий Бочаров. Судьба упорно сводила их, и противиться этому не оставалось ни сил, ни желания. Ольга чувствовала, как лицо ее вспыхнуло от одной только мысли, что, возможно, Гена сам напросился в проект. Идти домой не хотелось. На улице набирал силу апрельский ливень. С порывами ветра тяжелые капли отбивали дробь на оконном отливе, хлестали по стеклу, ввергая хозяйку кабинета в приятный озноб и неясную, но милую сердцу грусть. Вспоминалось лето — их последнее лето в Сочи. Ольга до последнего тянула с разговором, а когда Гена заказывал обратные билеты, объявила, что едет в Королев. Приглашение, от которого она не могла отказаться — работа в Центре имени Хруничева. Геннадий был связан своим контрактом и неутолимой жаждой полетов. Общие планы в одночасье рухнули, потянув за собой отношения. Когда Гена уже прошел регистрацию на рейс и пересек рамку металлоискателя, Ольга вышла из своего укрытия — хотела окликнуть, догнать, повиснуть на его шее, гладить ежик его волос... Но Бочаров уже исчез за поворотом накопителя аэропорта, а Ольга остановилась посреди зала, безвольно опустила руки, из глаз ее потекли слезы, а в горле от отчаяния и безысходности застрял ком.

Дождь утих, Ольга спустилась на первый этаж, и тут до ее слуха долетел голос Игнатьича:

— Операция на грани срыва, — он разговаривал по телефону, и собеседника слышно не было.

— Мы же договаривались, что приедет зиц.

— Да, милашка брюнетка, но в ежовых рукавицах. Ошиблись вы, и я не удивлен.

— Значит, плоха ваша система, если когда надо настоящего — шлете олуха и наоборот.

— Да, согласовали. Бочаров полетит.

— Ваша протеже все карты спутала, но выхода у него нет — скоро обязательно себя проявит, — заявил Игнатьич.

Имени в разговоре названо не было, но Ольга приняла все на свой счет. Задело, что в ней хотели видеть зиц-председателя при более опытном Девятове. Сразу возник вопрос — зачем? Безумно дорогие часы Дениса, его новенький «Феррари» и бесконечные похвальбы быстроходной яхтой у сочинского пирса. Мелькнула мысль — перепроверить все, что касалось финансирования: поставки оборудования, соответствие его заявленному качеству. Дальше — отчетность: акты комплектации, расхода и списания, рекламации… Но вдруг ее словно током ударило: «Бочаров полетит» и «выхода у него нет», — назойливо завертелось в голове. Ольга испугалась. Тон Игнатьича не сулил ничего хорошего. Но Гена!.. О каком выходе речь? И почему его нет? Нет, это не о нем, — убедила она себя.

Она ждала, когда уйдет Игнатьич — не хотела, чтобы тот догадывался о случайно подслушанном разговоре, а когда он вошел в комнату охраны, осторожно приоткрыла дверь и прошмыгнула на улицу.

Следующим утром Денис нервно стучал по кнопкам клавиатуры, что-то копировал, исправлял, при этом извергал безадресные проклятья. Рядом возвышалась гора пончиков. Все это длилось довольно долго. Рожденное непониманием отчаяние Ольги сменилось гневом, и она готова была выйти, чтобы сейчас же устроить Девятову выволочу, но не найдя вразумительных доводов, сдержалась.

Всю следующую неделю она не спускала глаз с Девятова: контролировала все, чем тот занимался, выясняла — куда и зачем отлучался из отдела. Денис выглядел подавленным, но ни в чем предосудительном замечен не был.

— Хмурая ты стала, Оленька. Проносишься мимо маленькой курносой тучкой. Случилось что? — стал допытываться Игнатьич, но Ольга отмахивалась и отшучивалась, а то и вовсе сбегала, ссылаясь на занятость.

Скоро техники закончили монтаж оборудования в ЦУПе, и отдел в полном составе прибыл в расположение экспериментального аэродрома. Вопреки ожиданиям встреча с Геной не состоялась. Городок пилотов находился в полукилометре от казарм батальона охраны, в которых разместили испытателей. Ольга отметила, что условия их обитания оказались вполне сносными. Ей выделили отдельный кубрик с приличной кроватью, письменным столом, плательным шкафом и телевизором. Сотрудников расселили по двое в комнатах, походивших на номера мотелей, где обычно коротают ночи дальнобойщики и автотуристы.

— Курорт! — оценил новое жилище Игнатьич. — Не то, что в наши времена: шо голь перекатная жили — по сто голов на казарму с койками в два яруса.

Ольга лишь улыбнулась в ответ. Она давно приметила, что вглядывается в каждый проезжающий мимо байк, но если в районе ЦБИ мотоциклисты были редкостью, то на парковке у ЦУПа она насчитала сразу восемь сверкающих хромом двухколесных машин, среди которых был и «Буцефал». Ольга хорошо помнила и самого «железного коня», и то счастливое время, когда она устраивалась на сиденье позади Гены, крепко обнимала его, и они мчались по извилистым горным дорогам к водопаду.

У входа в ЦУП Девятов разговаривал по телефону. Заметив начальницу, он отключил аппарат, и прошмыгнул внутрь здания. Чем ближе становился день испытаний, тем более мрачным делался Денис. Для Ольги связь между подслушанным разговором и внезапной замкнутостью Девятова стала навязчивой идеей, но все строилось лишь на шатком каркасе предубеждения и интуиции. Финансовая отчетность оказалась в порядке, да и претензий к Денису, как специалисту, не было.

Они опять разминулись. И снова Ольга смотрела в окно, как Гена «седлает» байк, как выруливает по узкой дорожке, ведущей к казармам батальона охраны, как останавливается на развилке, что-то проверяет в двигателе, или только делает вид; снова садится и с лихим разворотом уносится в степь. Она улыбалась ему вслед: чувствовала, понимала, что весь это маневр с подъездом к их временному дому — ради нее.

Ольга сидела за пультом управления и то и дело поглядывала на часы, как будто ее нетерпение способно ускорить само время, но то, как обычно упрямилось и почти замирало, вытягиваясь эластичной лентой томительных минут ожидания.

— Вхожу в вектор луча разряжения, передаю управление ЦУПу, — наконец, раздался в динамике голос пилота. Никакие помехи и искажения не помешали Ольге узнать до боли знакомый голос Геннадия.

— Принято, — ответила она.

— Есть, — прозвучало в ответ так благодарно и радостно, что не оставалось и доли сомнения — он тоже узнал ее голос.

Белая точка на черном поле радара легла на зеленую линию и начала заметно ускоряться. Испытание началось - самолет Геннадия вошел в «туннель» и теперь почти не имел лобового сопротивления воздуха: при таком ускорении лишь компьютер и сверхчуткие датчики системы управления способны были удержать «летательный снаряд» в пучке разряженной лучом атмосферы. Вдруг зажужжал зуммер, замигали красным десятки индикаторов.

«Контроль утрачен», — холодным металлическим голосом оповестила система.

Ольга побледнела, руки ее затряслись, широко раскрытыми глазами она следила за показаниями радара: белая точка скользнула в сторону, замигала и спустя несколько секунд исчезла. Этого не могло случиться: электроника самолета послушно выполняла все предписания, но сами команды оказались ошибочными!

«Произошло крушение, объект утрачен», — равнодушно доложила система.

Вокруг суетились люди, лиц которых Ольга не узнавала. В одночасье мир для нее перестал существовать. Она встала из-за пульта, прошла к выходу, открыла дверь. Миновав длинный коридор, спустилась по лестнице на первый этаж.

— Оля, постой! — окликнул ее кто-то.

Она оглянулась. Из лифта вышел Игнатьич, за ним двое вохровцев и Денис Девятов в наручниках. Выглядел он жалко: в глазах смешался стыд, страх и покорность судьбе, в осанке — усталость и обреченность.

— Ты, тварь?! — Ольга взвыла от обиды и жгучего желания разорвать на куски этого холеного ублюдка — убийцу.

— Оля, успокойся, это была симуляция, - встав между ней и Девятовым, сказал Игнатьич. — Наши западные конкуренты хотели «притормозить» проект, а брать надо было только с поличным. Извини, что не предупредил. Не мог. Не имел права.

— Симуляция? — недоверчиво шепнула Ольга. Где-то совсем рядом она видела дверь с похожей надписью. Взгляд скользнул внутрь тускло освещенного коридора.

— Симулянт! — воскликнула Ольга, и слезы потекли по ее щекам. Знакомой уверенной походкой в полной летной экипировке со шлемом под рукой навстречу шел самый дорогой ей человек.