Путятин Александр

В тишине морозной ночи треск сломавшейся под тяжестью снега лесины прозвучал звонко и раскатисто, как пистолетный выстрел. Но сидящие на застеленном брезентом лапнике парень и девушка ничего не услышали. Они были полностью поглощены друг другом и тем разговором, который для обоих решал очень многое.

— Уже пятого декабря! Каких-то семь дней… Подумать только! — еле слышно прошептала девушка. — Одна неделя, и мы погоним немца.

Спиной она привалилась к сосновому стволу, а натруженные ноги в ватных штанах и сапогах вытянула перед собой, положив под колени вещмешок. Поднятый воротник коричневого пальто смыкался на шее с опущенным задником ушанки.

— Ещё раньше! — уточнил собеседник, глядя, как она растирает пушистыми варежками застывшие на морозе щёки. — Первые локальные атаки начнутся третьего декабря, а артудары по позициям — второго.

Капюшон закрывал его лицо почти до самых бровей. Руки парень прятал в карманах перехваченной поясом белёсовато-серой куртки. Того же неброского цвета были его штаны и высокие меховые унты.

— Пять суток, подумать только! Всего сто двадцать часов! Спасибо тебе, Серёжа! А теперь мне пора идти!

— Но зачем же? Зачем?! О Господи! Я же только что всё тебе объяснил! То, что вы делаете — бессмысленно! Эти дома и конюшни будут нужны нашим наступающим частям! Скоро немцы сами их жечь станут, при отступлении! Да и не умеешь ты ничего! Настоящих диверсантов в разведшколах годами минно–взрывному делу учат, а ты месяц назад ещё и слов-то таких не знала…

— Но ведь кому-то надо!

— Как ты не понимаешь, я на десять минут только временной карман растянул! Через который к нам уйти можно! И пять из них уже прошли! Там, в будущем, война эта почти триста лет как закончилась! Мы уже давно победили… Извини — вы…

— Это всё я понимаю! И верю, что не врёшь! Машинка твоя, которая кинофильм на ладони показывает — сейчас такой быть не может. Да и хочется… Ой, как хочется верить, что возьмём мы в конце концов этот клятый Берлин, а труп Гитлера его эсэсовские прихвостни на костре сожгут…

— Так чего же ты? Ну!

— Нет! Сегодня я уйду, завтра — другой, третий, четырнадцатый… И крутнётся твоё колесо истории совсем в другую сторону. Нельзя — это! Неправильно… Так что, спасибо тебе, я остаюсь!

— Да за что же?.. За что спасибо?

— За то, что я теперь не только верить, но и знать буду, что не зря всё! Что погоним мы фашистских гадов, через неделю уже! Полетят они от нашей Москвы… Кверх тормашками!

— Послушай меня, ты! Идиотка! Я расчёты провёл! Специально ситуацию десятки раз прогнал на все варианты. Вероятность того, что твой уход хоть на что-то повлияет, меньше чем десять в минус семисотой степени. Ты это понимаешь?! Ты можешь жить, можешь умереть! Но ничего этим не изменишь! Ни-че-го!

— Смешные вы там, в будущем! Я же присягу давала! Всё, что есть у меня, даже жизнь свою, Родине обещала отдать! Все свои силы, знания, умения!

— Да ведь не умеешь ты ничего, сколько можно об этом талдычить! Тебя потому и послали! Дезинформация это — рейды ваши… Только для того, чтобы немцы в наступление Красной Армии до последней минуты не верили! А ты и тебе подобные  — жертвенные овцы… Вот, смотри!

Он вытащил из кармана смятый листок, положил его на колени девушки и накрыл сверху серой плёнкой. Она тут же приняла форму листка и чуть подсветила поверхность.

— Читай! — сказал парень. — Может, хоть так поверишь!

— Что это? Приказ Ставки «ноль четыре двадцать восемь»! Нам его под роспись давали знакомиться… Тоже из будущего притащил?

— Нет, сегодня в лесу подобрал. Километрах в десяти отсюда. Листовки эти уже несколько дней с самолётов разбрасывают.

Девушка посмотрела на него недоверчиво.

— Не может быть!

— Чем хочешь, клянусь! Лежат там на снегу по всему массиву. И в каждой указание: «…сжигать дотла все населённые пункты в тылу немецких войск на расстоянии сорок-шестьдесят километров в глубину от переднего края и на двадцать-тридцать километров вправо и влево от дорог», — он провёл пальцем по строчке, выделяя напечатанную в листовке фразу, — а ещё чуть ниже всё подробно о приёмах вашей работы сказано… Посмотри внимательно! Для уничтожения населённых пунктов приказывается использовать… Где это? А, вот: «…команды разведчиков, лыжников и партизанские диверсионные группы, снабжённые бутылками с зажигательной смесью, гранатами, подрывными средствами». Прочитала?

Девушка молча протянула ему листок.

— И что ты хочешь этим сказать? — спросила она через некоторое время, задумчиво глядя в сторону.

— Вашему начальству не сожжённые здания сейчас нужны! Ему надо, чтобы все пожары в них немцы за диверсии принимали. И чем больше таких, как ты, в лапы к фашистам попадёт, тем меньше вероятность, что при первых контрударах они кинутся фронт выравнивать и оборону крепить…

— Вот видишь! Значит, и от нас польза есть! Значит, всё — согласно присяге! Кто поумней да посноровистей, знания и умения Родине отдаёт, а я наивность и косорукость. Если командование решило, что от нас в этом рейде польза какая-то есть, если задумано так, чтобы меня поймали и повесили… Если от этого зависит, догадаются ли фрицы, что их скоро от стен Москвы взашей погонят…

— Неужели тебе не страшно умирать?

— Страшно, конечно! Да и на будущее посмотреть хочется. Но — нельзя. А тебе спасибо, теперь мне намного легче будет… Прощай!

***

Сергей тупо глядел в голоэкран мнемокомпьютера. На матовой белой поверхности с сумасшедшей скоростью прокручивались варианты. Но войти в прошедшую реальность ещё раз у него не получалось. То, что далеко не каждая секунда подходит для проникновения, ему, выпускнику техномагического факультета, было хорошо известно. Но с таким невезением, с тысячами, десятками тысяч последовательных машинных отказов парень столкнуться не ожидал.

— Так, так… — раздался за спиной спокойный, чуть глуховатый голос. — Преступное несанкционированное проникновение! А где старший смены? Где остальные?

Сергей скосил глаза. Наставник был один, но это ничего не меняло. Эмблема Белого Барса в петличке: силовая подготовка двенадцатого уровня. Такого не скрутишь!

— Вышли чаю попить… — вздохнул парень.

— Чай, конечно же, ты готовил? Что там: «Сонкул», «Лежекс»? Почему защита на чашках не сработала?

— «Сонамбулокс» в гранулах. — Сергей понимал, что скрывать детали уже бессмысленно.

— Логично, настройку на него только завтра начинают! А где добыл? Гранулы на склад не поступали. Производство в Перми только через месяц запустят… А-а-а, ну да! Ты же алхимик по первой специальности! Сам синтезировал? Ловок!

Наставник щёлкнул переносным пультом, и цифры на экране остановились.

— Статьи Кодекса хорошо помнишь? — уточнил он.
— От трёх до пяти лет… С пожизненным лишением магической практики, — пробурчал Сергей. — И что обидно: зря всё… Казалось, так просто: пришёл, рассказал, вывел… Оказывается, ещё и убедить нужно! А я — не умею. Сейчас, когда здесь сижу, такие аргументы в голову приходят! А там — растерялся…

— И какие аргументы, если не секрет?

— Да-а… Забыл ей сказать, что 27-го ноября под Каширой контрударом сто двенадцатой танковой дивизии и первого кавкорпуса остановлено наступление Гудериана…

— Думаешь, помогло бы?

— А разве — нет?

— Слишком далеко от Москвы. И не забывай, что главная угроза столице была тогда с севера…

— Чё-о-орт!!! Про сегодняшний успех первой ударной армии не сказал! Ведь она как раз 28–го плацдарм на восточном берегу канала Москва-Волга ликвидировала... — стажёр хлопнул себя ладонью по лбу. – Идиот!!! Как я мог забыть!?

— Все ошибаются. Без этого не научишься ничему… Вот и мы тебя до Машины допустили. Тоже… Маху дали.

Наставник положил в карман пульт и скрестил на груди руки.

— Вставай, практикант! Твоя постдипломная стажировка закончилась!

— А дальше? Я арестован?

— Дальше?.. Отстажированный выпускник подписывает контракт с Институтом, и тогда все прочие посещения Прошлого проходят с санкции руководства.

— Или?

— Или не подписывает, и его больше к Машине не допускают… Есть ещё вопросы?

— Есть! Почему я не смог ещё раз в Машину войти? Вы включили блокировку?

— Нет! Просто… Не первый ты, кто ещё до начала практики Зою Космодемьянскую спасти задумал! Каждая попытка — занятая секунда, в которую уже не войдёшь по третьему разу. Понял? Очевидно, ты использовал последнюю пригодную для контакта секунду 28 ноября 1941 года…

— Так, она до меня ещё знала?..

— Нет, перед новым контактом Машина стирает старый из памяти реципиента. Это обязательная процедура. Сейчас девушка помнит только последнюю встречу…

— И что? Я всё испортил? И ничего не исправить? Я… Я…

— А что ты? Ты нам подходишь. Во-первых, сумел в прошлое проникнуть, защиту обойти. Во-вторых, не для себя старался — хорошего человека от смерти лютой избавить решил. Зная, что тебя самого за это наказание ждёт. В-третьих, заставить с тобой уйти его не пытался, уговаривал только. Ну, как? Согласен? Возможно, когда подучишься да фразы книжные с языка сбросишь, всё и начнёт получаться… Только запомни сразу: если согласишься — никакой отсебятины! Все контакты предварительно утверждаются у Координатора. Договорились?

— Да!

— Ну, вот и прекрасно! А теперь, иди! Машину я сам отключу.

Бывший стажёр уже дошёл до двери, когда Наставник, видя, как с каждым шагом всё ниже опускаются его плечи, решил подбодрить парня:

— А ты хорошо изучил эпоху! И про ход Московской битвы знаешь немало. Думаю — сработаемся.

— Спасибо… Может помочь чего…

— Ладно, иди уж! Без тебя управлюсь!

Наставник проводил взглядом чуть менее огорчённого… Теперь уже сотрудника и вывел на экран новый кадровый файл.

«ZК-114», сверившись предварительно со списком, набил он индивидуальный код, под которым Сергею теперь предстояло у них трудиться. И добавил ниже: «Выявлен и привлечён к работе старшим научным сотрудником ZК-001 отдела отечественной истории».

Наставник откинулся на спинку стула и вытащил из кармана портативный головидеоплейер. Пальцы привычно набрали нужную комбинацию, и в дальнем углу возник сидящий на старомодном табурете гитарист.

На тишину комнаты обрушились первые аккорды, а следом за ними воздух разрезали слова:

«Средь оплывших свечей и вечерних молитв,
средь военных трофеев и мирных костров,
жили книжные дети, не знавшие битв,
изнывая от мелких своих катастроф…»

У каждого — своя манера сосредотачиваться: одному помогает сигарета или чашка кофе, другой загораживается от внешних раздражителей полной тишиной или уходит от них в привычную «берлогу» личного кабинета. А сидящий перед экраном седовласый человек окружал себя музыкой эпохи, с которой любил работать. Это помогало отвлечься от всего лишнего и целиком погрузиться в задачу.

Наставник включил на мнемокомпьютере режим защиты и начал осторожно прогонять программу первичной диагностики. Конечно, можно было не напрягать извилины, а заставить стажёра признаться, как он взломал систему блокировки. Но это — слишком простой путь…

«Ничего, — думал Наставник. — До утра я его методику вычислю! Чай, не первый случай! И не последний, надеюсь…» Он понимал, что инициативный способ подбора кадров очень жёсток, в чём-то даже жесток. Но, чёрт возьми, насколько же он эффективен! Да и защита мнемокомпьютера, таким способом тестируемая и совершенствуемая, давно уже обошла все «кабинетные» аналоги! А ещё Наставник надеялся, что когда-нибудь…

Конечно же, мечта его глупая, более того — вредная, а возможно даже опасная. Но разве кто-то волен выбирать себе мечту?! Нет!!! Она сама находит человека! А потом так и держит его в своих цепких лапах до самой смерти. И наплевать ей на все формулы, графики, постулаты! На политические соображения, научные теории и доводы разума…

Но несмотря на всю её фантастичность, Наставник был доволен своей мечтой. И даже появись такая возможность — не променял бы  её ни на какую другую!

***

А гитарист всё пел и пел, периодически меняя состав невидимого оркестра:

              «Время подвиги эти не стёрло.
Оторвать от него верхний пласт
или взять его крепче за горло –
и оно свои тайны отдаст.

Упадут сто замков, и спадут сто оков,
и сойдут сто потов с целой груды веков …»

«Ничего, – думал Наставник, ломая последнюю программу-вставку хитроумного стажёра, — оковы и замки мы сейчас новые навесим. Лучше прежних работать будут! Какое-то время…»

Восстановив защитные программы, он добавил ещё четыре ловушки, придуманные техномагами с момента последнего взлома, и отключил Машину от питания. За окном занималась заря. Седовласый поднялся, рассовал по карманам разложенные на столе чипы и пульты дистанционного управления. Дослушав последнюю песню, выключил видеоплейер. Пора было будить дежурную смену…

«Вот кому теперь небо с овчинку покажется! — грустно усмехнулся он, — одних объяснений с начальством — на неделю, не меньше. А шуточки, смешки и подколки будут сыпаться на их головы до следующего взлома, когда институтские острословы получат новые жертвы… И поделом — нечего было ушами хлопать!»

Свет в комнате погас, как только человек вышел в коридор. Отключилась и система ионизации воздуха. Автоматика зажужжала, анализируя расположение мебели и подбирая наиболее оптимальный режим влажной уборки…

 — А всё-таки, чертовски жаль, что и у этого ничего не получилось… — пробормотал Наставник, вспомнив бездонные глаза идущей на смерть девушки, которая снилась ему каждую ночь вот уже почти восемьдесят лет…