Щербак Валентина

Они сидели на крыльце и молча смотрели, как густеет вечернее небо. Поднялся небольшой ветерок. Мария поправила прядь волос, которая выбилась из прически, но ветер тут же выхватил другую прядь.

- Сегодня ровно год, как мы здесь поселились. Мне кажется, я всегда буду себя здесь чужой чувствовать. - На мгновение Мария застыла, потом зажмурилась и несколько раз мотнула головой, словно хотела высыпать на траву тревожные мысли. Она погладила мужа по лысине. - Хорошо тебе, - грустно улыбнулась она, - ветер мне все волосы растрепал. Ах, сколько у меня раньше было всяких гребешков и заколок!

- Я с другой стороны отращиваю, - доктор провел пальцами по бороде. - Пойдем в дом? - он обнял жену и поцеловал ее в щеку.

- Нет, я бы еще посидела, - ответила Мария и положила голову на плечо мужу.

Небо насытилось влагой, и вода постепенно начала падать на землю. Некоторые капли сносило ветром под навес, куда супруги сбежали от дождя.

Дождь становился все сильнее. Деревья и травы пришли в движение: они дрожали, трепетали, танцевали и звенели. Вода падала в открытые рты цветов и барабанила по их ярким венчикам. Вдруг молния разрезала пространство совсем рядом с домом доктора.

- Теперь точно надо прятаться, - доктор поднялся со скамейки и подал руку жене. - Пойдем, поставим чай.

Александр Геченес был ссыльным литовским фельдшером. Во время войны приходилось делать любую работу: зашивать, ампутировать, промывать, стирать бинты. Тогда он почти не спал, тогда же стало болеть сердце. Сразу после войны его определили в небольшую деревню Г*** - тамошний фельдшер умер, и врачевать было некому. Они с женой и восьмилетней дочерью Катриной поселились на окраине в крепком одноэтажном доме с флигелем, оборудованным под приемную.

Через несколько месяцев слухи о том, что в Г*** появился опытный доктор, разошлись по всей округе, и народ повалил. Все стали называть его Александром Ивановичем.

Однажды вечером, когда наконец-то закончился прием, и жена кипятила инструменты, прибежала Катрина и сказала, что недалеко от дома лежит девочка. Доктор с Марией побежали туда, куда показала дочь, и обнаружили тощенькую девушку лет шестнадцати, лежащую на траве без сознания. Правая рука бедняжки распухла, а ноги были до крови стерты. Потом оказалось, что Маруся, так ее звали, шла к доктору за двадцать километров показать свое горло, которое болело уже больше года. По дороге она запнулась о какую-то корягу и опрокинулась на руку. Она сама не помнила, как добралась до Г***. Доктор осмотрел руку - сильный ушиб, ничего серьезного; обработал ранки на ступнях. Для горла прописал мази и велел пить отвар. Мария раздобыла больной сапоги и платье. Пациенты, в основном ссыльные латыши и литовцы в знак благодарности приносили доктору одежду, обувь или украшения. В комоде хранилась нитка с туго нанизанными на нее кольцами и перстнями.

Через пару дней Маруську отправили домой вместе с машиной, раз в неделю привозившей доктору медикаменты и другие необходимые лекарские принадлежности. Веселый водитель Тёмка с радостью согласился доставить девушку домой.

Когда бессонница резала веки, доктор вспоминал Марусю и думал, прошло ли ее горло? Что если она снова отправится к нему в такую даль?

Некоторые мысли, приходившие ночью, не отпускали Александра до самого рассвета. Тогда он со страхом ожидал боли. Она ввинчивалась в тело с такой силой, будто кто-то вбивал ему в сердце осиновый кол. Доктор поднимался, пил лекарство, но оно лишь на время притупляло боль, будто безжалостный палач ненадолго отложил топор и принялся перевязывать рану на шее своей жертвы.

- Опять болит? - Мария почти всегда просыпалась в такие ночи.

- Ничего, ничего, дорогая, - успокаивал жену доктор. Она садилась рядом, гладила мужа по голове, а затем набрасывала кофту ему на плечи, сама укрывалась пледом, и они выходили на крыльцо и молча сидели там до самого рассвета.

Приближалась осень, и дом нужно было топить все чаще. Александр не любил жару и не мог сидеть рядом с печью. Его тянуло на улицу, где он приходил в себя.

- Простынешь! - отчитывала его жена, вынося из дома плед и кутая в нем мужа. - Будто сам не понимаешь.

- Дышать тяжело. Надо бы в Н-скую больницу съездить к Федорову - может, новые капли пропишет.

- Я тебе об этом полгода говорю. Сил нет смотреть, как ты мучаешься.

Александр стал наблюдать за попытками ветра откусить от березы еще не до конца пожелтевший листок. Тот изгибался, крутился, вдруг замирал в ожидании и снова начинал маневрировать.

- Пара недель у тебя есть еще, только желтеть начал - прошептал доктор, тронув лист шершавым пальцем. - Не бойся ты так.

Вдруг они увидели на дороге маленькую фигуру. Через несколько минут к дому подбежала женщина, упала на крыльцо к самым ногам доктора и закричала: "Загубил!".

Еще не полностью седые волосы женщины растрепались, платок съехал на спину, лицо опухло, под глазами - огромные черные круги. Она задыхалась и рыдала, но всухую, без слез. Мария от неожиданности отшатнулась, а доктор попытался поднять женщину, но она схватилась за его ногу, повторяя только одно: "Загубил!". На звук в окно выглянула Катрина. Увидев кричащую женщину, которая хваталась за отца, девочка в ужасе застыла у окна.

Александр немедленно велел жене принести успокоительное. Только после укола женщина затихла, ее смогли поднять и отнести в дом.

- Доктор, ты Нюрку мою загубил, - всхлипывая, но уже почти спокойно заговорила женщина. - Я бабка ее. Помнишь Нюрку-то? Девочку к тебе привозили с Белых родников с жестянкой в ножке?

Конечно, Александр помнил Нюрку. Пятилетняя девочка наступила на старую консервную банку, и ржавый кусок трухлявого металла впился ей в ногу. Он тогда все вытащил, обработал рану, поставил противостолбнячную сыворотку.

- Через несколько дней у Нюрки жар случился, и ножка стала опухать. Мы напугались, а мать схватила ее да чуть ли не на себе потащила в центр. Там Нюрка-то и померла! - женщина тихо заплакала, потом оскалилась и страшно посмотрела на Александра. - Это ты, литовец, загубил-то, ты!

Через пару часов, не обращая внимания на убеждения Марии переночевать у них, женщина ушла. На пороге она еще раз обернулась, открыла рот, но ничего не сказала, только громко вытолкнула воздух. Потом в сердцах махнула рукой и вышла. Она удалялась прочь от дома, иногда останавливалась, снова и снова рассекая рукой воздух.

Следующие несколько ночей доктору казалось, что он вообще не спал. Когда он закрывал глаза, то слышал надрывный голос плачущей женщины, повторяющей: "Загубил! Загубил!". Он постоянно думал про Нюрку: отчего пошло заражение? Почему кровь девочки отравила ее? Боль сильнее прежнего впилась в лопатку и уже не отпускала. Теперь с трудом слушалась левая рука. Ночами он старался не вставать - боялся, что жена разволнуется. Все равно капли больше не помогали.

Однажды сентябрьским утром, еще до рассвета, Александр поднялся с постели оттого, что почти не мог дышать. Он вышел на крыльцо, сел на ступеньки и попытался расслабиться. Вдруг сердце резко дернулось, и болезненная судорога продырявила левую половину туловища. Александр решился сделать глубокий вдох, но не смог до конца протолкнуть воздух в легкие. Доктор с трудом поднялся, ушел во флигель и что-то написал на кусочке бумаги. Проснулась жена. Александр сказал, что ему хуже, чем обычно, но он знает, как это исправить.

- Сегодня машина приедет, попрошу одно лекарство привезти, оно должно помочь - успокаивал доктор взбудораженную Марию, которая уже собралась бежать, чтобы вызвать врача из города. - Правда, за ним надо в К*** ехать, но Тёма заедет, он добросовестный.

К десяти часам приехал веселый Тёмка. Александр подошел к нему, протянул бумажку и сказал:

- Мне нужно вот это лекарство. Оно есть в К***. Скажи, доктор Геченес попросил. Но привези мне его завтра до полудня, иначе я умру. Это я точно знаю.

Тёмка испуганно посмотрел на Александра, выхватил бумажку из его рук и побежал к машине.

Александр попросил жену сообщать ему только о тяжелых пациентах или роженицах, которых, он надеялся, сегодня не будет, а сам прилег на кушетку во флигеле - там было прохладнее, чем в доме. Он не спал, но в голове мешалось прошлое и настоящие: люди, которых он давно не видел и люди, которых точно уже не было в живых. Он слышал голос жены, но точно знал, что она не зовет его, что это просто игры воспаленного мозга и больного сердца. Сквозь дремоту доктор пытался шевелить левой рукой, словно проверяя, на месте ли она, но не мог. Боль настолько захватила его тело и разум, что он уже не представлял, как жил, когда боли не было.

Когда он снова открыл глаза, было уже темно. В голове что-то беспрестанно гудело и позвякивало, перед глазами расплывались цветные круги. Доктор попытался подняться, но не смог. Его повело в сторону, и он снова приземлился на кушетку.

Машина приехала только через два дня. Тёмка выпрыгнул из кабины и побежал к докторскому дому. Возле крыльца стояли незнакомые люди. Тёмка посмотрел на них, но не стал ничего спрашивать и направился к флигелю. Он постучал в дверь:

- Доктор, я лекарство привез. Доктор! Александр Иванович!

Кто-то тронул его за плечо. Тёмка дернулся. Сзади стояла Мария. Она воткнула в него обезумевший взгляд, судорожно сглотнула и, тщательно пережевывая слова, произнесла:

- Где ты был? Почему так долго? Он же просил... Он не дождался, - сказав это, Мария сжала губы, повернулась и зашагала прочь. Ошеломлённый, Тёмка хотел догнать ее и, наверное, оправдаться, но статуей замер на месте. Он стоял, словно припаянный, и, казалось, даже не моргнул, когда ветер подобрал его белобрысую челку и хлестнул ею прямо по распахнутым глазам беспечного водителя.

А через две недели в Г*** прислали нового фельдшера.