Рогожников Валерий

Семеновичу всегда нравились старинные вещи. Еще на родине Владимир Семенович собирал раритеты, если были деньги и попадались эти самые редкости. Перед отъездом в Америку он продал свою коллекцию, чтобы купить билеты на самолет и продержаться первое время, пока не найдется работа. Через некоторое время, когда жизнь в эмиграции как-то наладилась, Семеныч принялся за старое, и со временем его дом стал похож на гибрид музея с комиссионкой. Жена относилась к такому чудачеству терпимо, но иногда ворчала на сложности вытирания пыли с картин, книг, ваз, чайников, самоваров и прочей дребедени.

Сегодня мужику повезло. Он купил пару серебряных ложек старинной работы, очень приятное золотое колечко с изумрудом и лаковую шкатулку. Отложив колечко и ложки в ящик стола для последующего изучения в какой-нибудь из вечеров, Семеныч уселся в кресло, поставил шкатулку перед собой на маленький столик и принялся размышлять. Каким образом эта вещичка оказалась во Флориде на распродаже? Может отошли в мир иной какие-то старички — эмигранты, а дети не посчитали нужным сохранить шкатулку, как память о них? Или лежала где-то на антресолях, и никто не помнил, откуда взялась?

Шкатулка, несмотря на потрескавшийся лак, была необыкновенно хороша. Традиционный узор и картинка ручной работы на крышке: зимний лес, бешеная тройка лошадей, в санях парень и девица в старинных русских одеждах. Лет двести? Или сто пятьдесят? Не меньше! Купить такое за два доллара считалось очень удачным делом. Старик осторожно поднял шкатулку и потряс около уха. Что-то там легкое внутри? Капнул чуть-чуть машинного масла в навесы и открыл.

На дне шкатулки лежал небольшой, потемневший от времени, бумажный сверток. Затаив дыхание Владимир Семенович выложил сверток на стол, пинцетом развернул его, и миру явился мумифицированный трупик маленькой ящерки. Семеныч знал, что это трогать  нельзя, но что-то заставило его забыть осторожность, положить ящерку на ладонь левой руки и притронуться к спинке указательным пальцем правой. Ящерка рассыпалась в прах, серая пыль вспыхнула нежарким голубым пламенем и исчезла, а в голове у Владимира Семеновича кто-то проскрипел грассируя противным голосом:

— Опять не повезло. Попал на старого пер..на, которому на кладбище прогулы ставят.

— Эй, кто это там? — в ужасе завопил старик и постучал себя по башке.

— Как кто? Отставной гусарский поручик, потомственный дворянин и помещик граф Кульчицкий! А вы кто?

— Владимир Семенович меня зовут. Живу я здесь.

— Значит нас двое в одном теле? Вот это вляпался, так вляпался! Как Наташа Ростова после бала. Её тоже стало двое.

— Вовочка! С кем ты разговариваешь? — заголосила с кухни жена Лида.

— По телефону с Колей.

— Передай привет Галке.

— Слушайте, граф, не могли бы вы говорить со мной телепатически, что ли? А то вы пользуетесь моим речевым аппаратом, как своим.

— Не получится. Телепатия — это выдумка невежд и шарлатанов. Тело у нас теперь общее. Да-с! Так что извольте терпеть. Да не трусь, солдат. Как-нибудь выкрутимся.

Семенычу стало так нехорошо, что ему пришлось подойти к бару, налить рюмку водки и выпить, не закусывая.

— Ну и гадость эта ваша водка. Да-с. Сейчас бы пару бутылок французского шампанского, чтобы  отпраздновать возвращение к миру.

— А не пошел бы ты граф на хер, — окончательно расстроился старик и хрястнул драгоценной шкатулкой об пол.

***

Внук Сашка вылетел из Бостона сразу, как только нашел запись на мобильнике от бабы Лиды: «Дед болен. Нужна твоя помощь». Пришлось отложить множество важных и неважных дел на кафедре, воскресную прогулку в горы, взять отпуск и вылететь ближайшим самолетом во Флориду. Когда самолет приземлился в аэропорту, баба Лида  ждала его в зале получения багажа.

— А где дед? Неужели ему так плохо, что не смог приехать встретить? — встревожился Сашка,

— Физически дед совсем неплох. С утра  на рыбалку мотнулся, притащил метрового атлантического крокера и сейчас готовит.

— Что доктор говорит?

— Раздвоение личности. Только здесь скорее удвоение, чем раздвоение.

— Как это выражается?

— Выражается старинным русским языком с примесью современного мата.  Причем — двумя различными голосами. Дед пока держится, но очень устал. Выбросил таблетки в унитаз и попросил вызвать тебя.

Дед встретил Сашку в гостиной, обнял и так растрогался, что пустил слезу. Потом вдруг отступил на шаг, поправил кухонный фартук и объявил:

— Разрешите представиться. Отставной поручик граф Кульчицкий. Помещик и литератор. Известен как поручик Ржевский и Козьма Прутков.

— Да врет он все, Сашенька, — засуетился Семеныч, — он и говорит на русском с трудом.

— Я? С трудом — с? Да это ваш русский, сударь, черт знает что, а не язык! Господа! Этот коротышка назвал меня лгуном и оскорбил великий русский язык! Стреляться! Сразу после обеда!

— А на ужин будет окрошка, — вмешалась в разговор Лида.

— Тогда после ужина, милостивый государь! За вами выбор оружия!

— Давай об этом потолкуем потом. А сейчас пошли на кухню, а то рыба в духовке пересохнет.

Дед измученно улыбнулся внуку, развел руками и исчез на кухне. Через пару минут оттуда донеслось громогласное:

— Кто же перчит готовую рыбу! Недомерок! Пороть тебя надо! После обеда пойдешь на задний двор. Пусть мадам Лида тебя выпорет!

— Хорош орать, граф. Это мой фирменный рецепт. А ты, собственно говоря, сам когда-нибудь готовил?

— Спроси у Дениса Давыдова, какие шашлыки из конины я творил, когда мы партизанили в тылу у Бонапарта!

Домашний обед удался, хоть и состоялся по американскому обычаю ближе к вечеру. И рыба запеченная целиком на огромном противне была отменно хороша. И салат из помидоров с авокадо. И грибы в сметане. И молоденькая картошечка с укропом. Сашка запивал это все белым вином, баба Лида потихоньку тянула коньяк, а перед Семенычем стояли бокал с шампанским и кружка пива, из которых он по очереди время от времени прихлебывал.

За столом граф развлекал бабу Лиду рассуждениями о погоде:

— Разве это град, мадам! Вот однажды в Верхней Саксонии мне довелось видеть град величиной с лошадиное яйцо.                                                                            
Замолк он буквально на секунду, прислушиваясь к реакции организма на хороший глоток шампанского, и этим тут же воспользовался Семеныч.

— Ты лучше расскажи, как вчера в русском магазине ущипнул за попочку незнакомую женщину, а по морде получил я!

Граф весело заржал жеребцом и плеснул еще шампанского в бокал.

— Хорошо, что это была русская женщина. С американкой такая шутка кончилась бы тюрьмой, — тут же вставила свое поучительное баба Лида.

После обеда Лида удалилась на веранду с сигаретой и новым детективом. Сашка пристроился в кресле с новеньким навороченным компьютером на коленях и, кося взглядом на деда, нырнул в Интернет. А Владимир Семенович с графом затеяли шахматное сражение. Причем на деньги, поскольку иначе это дело Кульчицкий не принимал. Оба играли так себе, но вот как они играли — это было интересно. Дед — осмотрительно и долго думал, прежде чем сделать ход. Граф — азартно, очень переживал каждую потерю и отвлекался на описания своих похождений, с легкостью переходя на французский, немецкий или итальянский языки в зависимости от того, в каких местах эти приключения случились. Наконец Семенычу так надоели любовные похождения бравого графа, что он предложил сменить тему:

— Расскажи лучше, как тебя в ящерицу перевернуло.

Граф смутился. Видно, было что вспомнить, но заявил:

— Пардон, господа, забыл совершенно. Два ящика шампанского и помещика Чертопхалова еще помню, а дальше - провал в памяти. Опомнился завернутым в бумажку и в шкатулке.

Партию граф проиграл. Дед переложил десять долларов из левого кармана в правый, а граф потребовал еще партию, чтобы отыграться, и проиграл опять. Потом пили чай и ездили к океану любоваться на закат. Вернулись домой к ночи, и граф захотел окрошку. Деда уже мутило от выпивки и еды, но он стерпел и только после ужина ушел спать. Граф бунтовал, требовал шампанского и цыган, но Сумёныч был неумолим и в одиннадцатом часу уже дрых. Граф смирился и тоже затих.

***

Кульчицкий разбудил Семеныча в пять утра.

— Нужно поговорить. Все равно тебе пора на рыбалку, а другого времени уже не будет.

— В чем дело, — недовольно прорычал не выспавшийся старик.

— Сударь! — с трудом подбирал слова граф, — Александр прибыл в Сарасоту, чтобы избавить Bас от меня. Не отпирайтесь - не первый день живу. Послушайте старого высохшего ящера, Владимир Семенович. Душа без тела страшна, а в мертвом теле ужасна. Полтора века в заговоренной коробке кое чему могут научить. Я знаю, как покинуть ваше тело без Сашиной помощи, но мне некуда. Я не понимаю этот мир. Как это сотни лошадей помещаются под днищем ваших самоходных карет? Почему я включаю свет в одном месте, а лампа загорается в другом? Я никогда не пойму, как работает телевизор и, как летают самолеты, хоть Вы, сударь, и пытались мне объяснить. Я не могу принять вашего отношения к божественной сущности женщины, никогда не пойму во что сейчас верят люди и почему все время лгут. Я не боялся, потеряв коня под Аустерлицем, с саблей наголо идти сквозь шрапнель на французские редуты. Теперь я боюсь. Боюсь остаться один. Без человека, который может понять, смириться и простить.

Владимиру Семеновичу стало грустно. Он понимал, чего стоило графу Кульчицкому просить о пощаде. И он знал, как дорого обойдется лично ему помощь старому гусару. Сдержав горький комок подкатившийся к горлу, Семеныч прошептал самому себе да и графу тоже:

— Не дрейфь, солдат, прорвемся.

***

На рыбалку дед и Сашка выбрались к рассвету, расставили удочки на берегу пролива и, устроившись в раскладных креслах, открыли по банке немецкого пива, дожидаясь клева. Внук за последний год стал осанистей и даже — степенен. Доктор наук все же. За огромной фигурой белокурой бестии с лицом Тома Сойера скрывался математический талант Лобачевского и удача Чингисхана. Только вот детей нет. Не торопится. Видно, правнуков не дождаться.

Потолковав с внуком о международном положении и экономическом кризисе, Семеныч, выдержав паузу, заговорил о главном:

— Слышь, Сашка. Баба Лида вызвала тебя, чтобы вылечить старого деда. Не стоит! Оставь все как есть.

— А зачем тебя лечить. Ты здоров. Как для твоих почти ста, так на редкость здоров. Лечить надо графа. Досталось ему — врагу не пожелаю. Постараюсь помочь, да и не только ему. Таких известных науке уже пару тысяч наберется. Есть тут одна идейка из сумасшедших. Должна сработать.

Когда вернулись с рыбалки домой, Семеныч и граф рассовали наловленную рыбу по пластиковым кульками, устроили остывать в холодильник и перебрались с кухни на диван в гостиной — отдыхать. Внук же не торопясь и со вкусом копался в дедовом компьютере. Закончив работу, Сашка спросил Владимира Семеновича:

— Дед, когда ты последний раз играл с компом в преферанс?

— Лет десять тому.

— Садись и играй.

— Да ну его. Не интересно мне это.

— А ты слушай, что тебе доктор говорит. Брось книжку, слазь с дивана и иди к компьютеру. У тебя нет другого выхода.

Посопротивлявшись еще пару минут, обозвав внука виртуальным Айболитом, старик прихватил бутылку пива для себя, бокал шампанского для графа и перешел с дивана к компьютеру. Недовольно посапывая, разыскал игру, зарегистрировался и начал уныло передвигать карты. Вначале без особого энтузиазма сражался сам, потом подключился граф со своими советами, и вскоре Кульчицкий полностью вытеснил Семеныча из игры к вящему удовольствию обоих. После преферанса сыграли еще в какую-то азартную карточную игру, бросали кости, гоняли шарики по экрану, сражались с драконом, участвовали в гонках. Потом бродили по Интернету в поисках новостей. Под конец заглянули в библиотеку Мошкова и Литсовет.

Так и повелось: как свободная минута — граф тянулся к компьютеру. Его рассказы и анекдоты пользовались успехом в сети. Особенно у женской части пользователей. Появились многочисленные знакомые. Хорошее знание иностранных языков и редкая коммуникабельность позволяли ему легко общаться с фанатами Интернета. Легко освоив  английский, хинди, японский и китайский языки, отставной поручик увеличил свою компанию знакомств до гигантских размеров и, наконец, однажды заявив, что вернется через пару часов, исчез в Интернете на три дня. Где он ошивался — тайна покрытая мраком. Вернулся в очень потрепанном состоянии, но едва очухавшись, заявил:

— Семеныч, я нашел себе классную нычку в этой жизни. Да и твой геморрой меня достал. Гуд бай, беби. Я ухожу из твоей лысой головы

Года два граф обычно раз в неделю возвращался, чтобы сыграть с дедом партию-другую в шахматы на деньги. А потом Семеныч умер. Умер, как и мечтал, в замечательном расположении духа, в удобном кресле, с рюмкой в правой руке и томиком братьев Стругацких в левой.

Незадолго до смерти написал завещание, в котором просил высыпать его прах в Мексиканский залив. И еще зачем-то велел никогда не выключать компьютер, осторожно чистить «хард драйв», а когда компьютер умрёт, аккуратно перенести всю информацию в новый.

Там, наверху, к душе Владимира Семеновича отнеслись с уважением и (о, юмор богов!) пристроили рыбака сторожить рыбу. Аллигатором! Новое тело старика устроило вполне.

Такой вот был Семеныч несуразный человек.