Стукало Сергей  Счастье…

Стукало Сергей
Стукало
Сергей
Любовь не терпит объяснений. Ей нужны поступки.
Эрих Мария Ремарк, «Триумфальная арка»

Июль 1950 года.
Таджикская ССР, Горно-Бадахшанская АО,
Хорогский перевал, РЛС ДО «Перископ»

В сорок восьмом Жорка закончил Киевское училище, готовившее технический персонал для подразделений и частей связи. Обучали в училище добротно — с первых же дней службы молодой лейтенант не раз имел возможность в этом убедиться.

Распределили его в САВО, в Таджикистан.

На южных рубежах было тревожно. Что ни день — диверсии и провокации. Шпионы, контрабандисты, нарушители воздушного пространства — всё это было такой же выедающей мозг реальностью, как в наши дни — пустотемные телешоу и пустопорожняя телевизионная реклама. Напрягая силы, страна предпринимала экстренные меры противодействия этим безобразиям: вдоль границы строилась частая сеть погранзастав; рекордными темпами развёртывался Туркестанский корпус ПВО, ядром которого должны были стать новейшие радиолокационные станции дальнего обнаружения — сокращённо РЛС ДО.

Лейтенант Латышев был назначен командиром взвода связи, входившего в штат одной из таких строящихся РЛС. Станция была только что принята на вооружение и называлась красиво и загадочно — «Перископ». Развёртывалась она на Памире, на обращённом в сторону границы горном склоне, в живописном месте вблизи Хабуробадского перевала. На самом деле, на перевале вблизи Хорога возводился целый комплекс средств ПВО, со всей сопутствующей ему инфраструктурой — аппаратным и антенным комплексами, мощной дизельной электростанцией, узлом связи и военным городком.

Забот у нового взводного было более чем. Многое, чуть ли не всё, приходилось начинать с ноля: от монтажа разнотипного связного оборудования до организации работы дежурных смен и обучения личного состава. Липкая, как патока, служебная рутина, вкупе с ненормированным рабочим днём, не способствовали обустройству личной жизни молодого офицера. Дорога до аппаратного комплекса РЛС, располагавшегося в трёх километрах от жилого городка, и, собственно, сама служба выматывали Жорку, словно стахановца, подсевшего по наущению далёких от жизни партийцев на каждодневные сумасшедшие рекорды. Времени на отдых, развлечения и на прочие внеслужебные сантименты не оставалось. Установившийся распорядок отуплял: пришёл со службы — упал, вырубился. Утром проснулся, умылся, обрядился в сбрую и сапоги, и — скачками на службу. При таком образе жизни — не до развлечений: желания становятся простыми и незатейливыми, словно мычание высокогорного яка — поесть да выспаться. И это правильно: Бог создал яков для работы, а не для развлечений. Да и какие могут быть развлечения в Богом забытом уголке Памирской гряды?

Впрочем, имелась в Жоркиной службе и определённая романтика: как не бывает казней без зрителей, так и не бывает службы без романтики. Правда, была она, эта романтика, какой-то мимолётной и по-своему привычной. Всё относительно. В те годы, пережившие лишения тяжелейшей войны солдаты и офицеры ещё не удивлялись поразительно трепетному отношению местных жителей к хлебу. Оно и у них было таким же. Или почти таким. Лишь годы спустя к ним пришло понимание причин увиденного: плодородная земля на Памире буквально на вес золота, поэтому выращенную здесь пшеницу до сих пор меряют не мешками, а тюбетейками. Но было в окружающих реалиях и то, что и тогда, и сейчас можно смело отнести к разряду вечных ценностей. К самым что на ни есть символам романтики. К тем, что на века. Топонимы Хорог (название ближайшего к РЛС крупного кишлака и, по совместительству, центра Горно-Бадахшанской автономной области), Памир и Кухистан — звучали по первости для непривычного славянского слуха, как заклинания когда-то живших здесь зороастрийцев. Что касается закатов, полыхавших, словно сжигаемые неприятелем города, подпирающих небо вершин и покрытых сплошным цветочным ковром горных склонов — они будоражили воображение молодого лейтенанта недолго. Ровно до первого аврала. На этом романтика для любого, попавшего на Памир офицера заканчивалась, — начиналась служба, занимавшая всё время и все мысли. Та же картина была и на равнине: в тайге, пустыне или другой местности, — из числа многочисленных долгостроев Создателя, — вроде бескрайних степей или не менее обширной тундры.

Впрочем, на то и Армия, чтобы служить в ней до одури, и там, куда пошлют.

И что с того, что Памир — это регион на стыке самых высоких в мире горных систем: здесь сходятся Гималаи, Гиндукуш и Тянь-Шань. Именно поэтому Марко Поло, побывавший на Памире в XIII веке, первым из европейцев назвал его «крышей мира».

Многие говорят, что Памир — это безжизненный марсианский пейзаж. И они по-своему правы. Есть здесь и такое. Но есть и то, что заставило одного из писавших на фарси поэтов воскликнуть: «Страна моя, ты как слеза на реснице Аллаха!»

Романтика… Она словно хрустальная ледниковая вода Сарезского озера, пробившаяся в Бартангское ущелье сквозь толщу Усойского завала, — непременно найдёт дорогу к каждому юному сердцу. Вопреки рутине и усталости. Вопреки всему.

Лейтенант Латышев исключением не стал. Правда, женился он лишь через два года после выпуска. В пятидесятом. Да и то по случаю.

Так уж получилось…

В один день отпраздновали и свадьбу, и получение им очередного воинского звания — старшего лейтенанта. Невеста — хрупкая и совсем ещё молоденькая девочка, чем-то неуловимо напоминала ему погибшую во Ржеве младшую сестрёнку. Звали невесту Машей, как медсанбатовскую медсестру, спасшую в далёком сорок втором неприкаянную Жоркину жизнь. Такое вот романтическое совпадение. Во всём остальном, включая сюжет знакомства с будущей супругой, романтики не было.

Всё произошло обыденно.

«Знакомство по знакомству», — по-другому случившееся и не назвать.

Одна из дежуривших на раздаче поварих почему-то выделяла молоденького застенчивого лейтенанта: то лишнюю котлетку положит, то кусочек мяса побольше. Наверное, он ей кого-то напоминал. Может, не вернувшегося с войны сына. Она-то и показала припозднившемуся с обедом Жорке его будущую жену.

— Не упусти, милок. Девочка спокойная и работящая. Для офицерской жены — самое то. И росточком вы друг дружке подходите... — улыбнулась она. — Её Машей зовут. Кто знает, вдруг, это судьба?

Полтора месяца назад Маша закончила школу при Хорогском интернате.

Здесь, в наспех перестроенном из клубного здания приюте, жили и учились эвакуированные из Ленинградской области сироты. Те из них, кому война не оставила ни дома, ни родных, после снятия блокады и окончания войны возвращаться в родные края не стали, — так и осели в гостеприимной южной республике. Сердобольные памирцы понемногу разобрали малышей по семьям. Более взрослые дети остались жить при школе, в интернате, окончательно приобретшем статус общежития. Среди них оказалась и бывшая ленинградская школьница Маша.

Круглая сирота…

В те годы это не было редкостью.

Закончив учёбу и получив аттестат, Маша устроилась в офицерскую столовую, на открывшуюся вакансию уборщицы. Найти работу в такой дыре, как памирская глубинка — целая проблема, но ей повезло. Гарнизон рос, и военторговский общепит расширял штаты.

Хрупкая и застенчивая девушка и в самом деле заинтересовала Жорку. Некоторое время он наблюдал за тем, как она работает, но потом спохватился, что стынет обед. Пару минут спустя, доев суп и отодвинув опустевшую тарелку в сторону, лейтенант Латышев решился. Он встал, подошёл к заканчивавшей смену девушке, взял её за руку и сделал предложение.

Как положено. По всей форме.

«Пришёл, увидел, победил», — фронтовики по-иному не умеют.

Маша, потупившаяся, было, при его приближении, расслышав и осознав сказанное, подняла сияющие глаза, порозовела и согласилась. У офицера, позвавшего её в жёны, она даже имени не спросила. Со счастьем, если уж оно постучалось в двери, не спорят, и дарёному коню под седло не заглядывают.

Жорка, более чем удовлетворённый полученным ответом, отпустил ладонь своей избранницы, оставив в ней что-то маленькое и твёрдое, и вернулся доедать второе.

«Вот так всегда… Всё сам, и никакой романтики», — мысленно посетовал он, расправляясь с порцией второго. То, что панированная сухарями котлета была умопомрачительно вкусной, романтичности в ситуацию не добавило. В детстве Жорке грезилось, что он будет ухаживать за своей избранницей красиво и долго, как это положено по жанру — с охапками пёстрых цветов и романтичными встречами в живописных местах. Где-нибудь под повисшей над самой головой полной луной, — как об этом пишут в книгах. Он был равнодушен к подобному, далёкому от реальной жизни чтению, но описанный в любовных романах церемониал ухаживания ему нравился. Жорка был не против, чтобы и в его жизни случилось немного сказки.

Он был не против. Но реальность опять уступила напору молодого ветерана, не оставив места случаю и романтике. Впрочем, время всё ещё было трудное — не до романтики. Зато теперь Жорка знал: с этого дня всё у него будет хорошо. Точнее — у них с Машей. Они поженятся, через год в их семье родится дочка, которую они непременно назовут Машей. И собаку он заведёт. Пальму. Хотя, с собакой придётся повременить — образ жизни не располагает. Держать при себе требующую каждодневного ухода животину — занятие со службой несовместимое. Допивая отдающий кислинкой компот из местных сухофруктов, Жорка решил, для начала они с Машей заведут черепаху. Животное неприхотливое, а там, где хорошо двоим, всегда найдётся место третьему.

Это было хорошее и правильное решение: счастье даётся человеку затем, чтобы им делиться. Из неразделённого счастья уходит радость, а какое оно после этого счастье?

К тому времени как лейтенант Латышев пообедал, Маша успела сдать смену, и в столовой её уже не было. Уехала на развозке. Жорка даже подосадовал, что ушёл не попрощавшись.

— Ну как, милок? — спросила его на выходе из столовой сердобольная повариха. — Понравилась девочка?

— Да, спасибо, — ответил он.

— Спасибу на хлеб не положишь, — поджала губы та. — Чего решил-то?

— Женюсь! — улыбнулся Жорка. — Сегодня же подам рапорт по команде.

— Молодец! — расцвела в ответной улыбке повариха и, дождавшись, когда молодой лейтенант удалится от столовой достаточно далеко, украдкой его перекрестила.

— Храни тебя Господь, сынок… Храни Господь.

Принятое Жоркой решение требовало немедленных действий.

— Оселедчук! — остановил он попавшегося навстречу сержанта. — Ты у нас в отдыхающей смене? Так?

— Ну… — насторожился сержант, почувствовав в словах командира угрозу предвкушаемой им возможности забиться куда подальше от любых начальственных взоров и покемарить.

— Не «ну», а так точно!

— Так точно… — вздохнул сержант, мысленно прощаясь с нехитрыми планами на отдых.

— Черепаха нужна, Оселедчук!

— Сколько?

— Что сколько?

— Сколько черепах? — и сержант, чутко уловив возникшее в глазах лейтенанта непонимание, уточнил. — Вам для супа? Суп черепаховый будете делать? Мы уже делали. Её, чтобы из панциря не ковырять до усёру, надо на минуту в кипящую воду сунуть. От такого кайфа она сама из панциря вылазит. Глаза — по пять копеек! Потроши — не хочу!

— Тьфу на тебя, живодёр! Мне в подарок. Маленькую.

— Девушке?

— Девушке.

— Здорово! — обрадовался неожиданному повороту сюжета Оселедчук. — Сделаем, товарищ лейтенант! В лучшем виде сделаем!

Сна в загоревшемся восторгом взгляде сержанта больше не было. Да и какой может быть сон, когда появилась возможность сделать что-то действительно важное и полезное? Влюблённый командир — это лучше, чем случайный выигрыш по давно забытой в ящике письменного стола облигации Государственного займа! Это в четыре раза меньшее число ночных проверок, и практически гарантированное добродушие довольного жизнью человека. Это — здорово! К тому же, если честно, — за хорошего человека приятно.

Дело в том, что лейтенанта Латышева сержант считал хорошим человеком.

Понимающим.

— А цветы, товарищ лейтенант?

— Какие цветы?

— Девушке, — удивился его непониманию Оселедчук. — Девушки любят, чтобы цветы.

— Где ж их теперь взять? — вздохнул Жорка. — Лето. Повыгорело всё…

— Смотря где искать! — не согласился сержант. — Возле ледников они до осени стоят. Глаз не оторвать. Как новенькие! Мы вам «Лисьих хвостов» нарежем. Они там с человека ростом. Самое то!

— Ну… Разве что… — согласился Жорка, фактически одобряя задуманную сержантом самовольную отлучку.

А что ему ещё оставалось?

Любовь — штука коварная. Она и не такие безобразия одобряет.

— Там ещё и тамариски есть! Тамариски рвать?

— Рвать… — вздохнул Жорка.

Похоже, события окончательно вышли из-под его контроля.

***

Тем временем, доехавшая до окраины Хорога развозка остановилась. Из неё горохом посыпались отработавшие в утреннюю смену поварихи, посудомойки и уборщицы, каменщики, бетонщики и штукатуры. Послевоенная Армия была серьёзным работодателем. Тех, кто в эти годы работал в её частях и учреждениях называли странно и непонятно — вольнонаёмными.

Забывшая об усталости Маша мчалась в общежитие, не чуя под собой ног. Чуть ли не летела.

— Замужем… Я! Теперь! Замужем! — на разные лады повторяла она.

Ей нравились и смысл, и звучание этих простых слов. Очень нравились.

«Каждая Золушка должна верить в свои «Алые Паруса!» — вдруг вспомнилось её любимое присловье учительницы литературы. В том, что такая вера сдвигает горы и расправляет невидимые до поры крылья — она только что убедилась. Жаль только, что будущий супруг так и не назвал ей своего имени, а она, в суматохе и на радостях, сама его спросить — не догадалась.

Так глупо…

Ситуация и в самом деле была дурацкая, и, на всякий случай, Маша решила никому и ничего не рассказывать. Ни подружкам, ни соседкам по общежитию.

Мало ли как оно потом обернётся?

Да и не сглазить бы. Девчонки в общежитии про сглаз рассказывали разное. Скорее всего — пугали. Но мало ли… Вдруг не зря? Вдруг он и в самом деле есть, этот самый сглаз?

Лишь в своей комнате, немного отдышавшись и придя в себя, взволнованная девушка решилась разжать судорожно стиснутый кулак. Всю дорогу она чувствовала, что там, внутри, спрятано что-то небольшое и твёрдое, оставленное её избранником во время объяснения.

Что-то очень важное. Какое-то неоспоримое свидетельство их принадлежности друг другу. Свидетельство свершившегося на небесах таинства.

Всю дорогу, по первой, возникшей в воображении ассоциации, Маше казалось, что там, в её кулачке, спрятана маленькая коробочка с обручальным колечком, но на раскрытой ладошке обнаружилась конфетка в простенькой белой с красным обёртке.

Барбариска…

Как ребёнку…

Неужели, обманул?..

© Стукало Сергей, 2013

<<<Другие произведения автора
 
 (3) 

 
   
   Социальные сети:
  Твиттер конкурса современной новеллы "СерНа"Группа "СерНа" на ФэйсбукеГруппа ВКонтакте конкурса современной новеллы "СерНа"Instagramm конкурса современной новеллы "СерНа"
   
 
  Все произведения, представленные на сайте, являются интеллектуальной собственностью их авторов. Авторские права охраняются действующим законодательством. При перепечатке любых материалов, опубликованных на сайте современной новеллы «СерНа», активная ссылка на m-novels.ru обязательна. © "СерНа", 2012-2023 г.г.  
   
  Нашли опечатку? Orphus: Ctrl+Enter 
  Система Orphus Рейтинг@Mail.ru