Автор рецензии, судья: Галина Мальцева На войне как на войне

1/2 финала. 1-й раунд. Поединок А

Автор рецензии, судья: Галина Мальцева

Автор новеллы: Зеро Инкогнито
Название новеллы: «Бумеранг»

Автор новеллы: Джон Маверик
Название новеллы: «Мой дом — стройплощадка»

Рассказ Зеро Инкогнито «Бумеранг» я постаралась подробно разобрать в четверть финале. Рассказ замечательный, в нем много удачных находок, были к нему и вопросы. Один из главных касался возраста главного героя и логики поступков персонажей, в том числе и оставшихся за кадром. Рассказ поучительный, веселый и серьезный, из разряда прозы для детей и взрослых одновременно.

Сравнивать его с новеллой Джона Маверика не просто. Написаны они в абсолютно разных жанрах, стилях, по-разному выстроены. Если в «Бумеранге» разбираются, по сути, поступки мальчика и их последствия, то в «Доме…» граница пролегает между маленьким, но таким понятным мирком героев и жестоким окружающим миром.

Оба автора прекрасно владеют языком. Язык Зеро Инкогнито — точный, остроумный, ироничный. У Джона Маверика язык завораживающий, восхитительно-образный, задумчиво-печальный.  В итоге нашла единственный  критерий для сравнения — то, какое послевкусие у меня осталось, какое впечатление оказало прочитанное. И тут мне придется признать, что по силе воздействия новелла «Мой дом — стройплощадка» оказалась неизмеримо сильнее, да что там говорить — до сих пор не могу прийти в себя и избавиться от внутренней дрожи.

Понимаю, что это — реальность, перемешанная с фантасмагорией (фирменный стиль Джона Маверика), и нельзя воспринимать концовку буквально. Всё происходит в ином измерении, не на уровне событий, а на уровне философском, духовном. Но я всё равно пытаюсь представить, как будет жить и что станет делать мальчик, оставшись в одиночестве в этом чужом и холодном мире,  снаружи… и мне становится страшно и почти физически плохо. Написано так, что нельзя не поверить и не ужаснуться.  

Концовка безжалостна — и по отношению к герою, и, не в последнюю очередь, к читателю. Обычно я плохо воспринимаю произведения, не оставляющие ни капли надежды, когда в заданных декорациях места и времени окончательно побеждает зло и серая беспросветность. Считаю, что бесповоротная победа зла — это вовсе не реализм, это очень страшная иллюзия, которая может сломать человека. Верю, что в настоящем мире свет в конце туннеля все-таки существует, хотя бы нам и не дано его было увидеть. А вот замкнутые рамки литературного произведения не оставляют в подобных случаях ни малейшего шанса. Однако не могу не признать — логика этого сюжета иного окончания не предполагает, как бы к этому ни относиться.

И даже неоднозначной концовки тут быть не может — ведь, по сути, идет настоящая война. Да, именно так хочется назвать эту дикую терзающую стройку, угрожающую жалким остаткам тепла и стабильности. «Дом тянулся ввысь и раздавался вширь, менял цвет, словно хамелеон, то там, то здесь отращивал леса, перекрашивался и перекраивался изнутри. Петер не успевал следить за его метаморфозами…» Снаружи — пока еще снаружи — пыль, грязь, шум, обломки, разруха. Но внутри оккупированного врагами Дома еще можно жить. Тяжело, без праздников и развлечений, но — можно. Потому что есть бабушка и ее рассказы, захламленная, но родная квартира, любимая книжка, булка и стакан молока….  Бедный, но честный островок, настоящий тыл. И в этом тылу возможны и нечаянная радость, и новые открытия: в однообразной жизни мальчика появляется девочка-соседка, с ее светлой комнатой, музыкой и танцами, разговорами о школе. Ведь и на войне случаются любовь и дружба…

Этот скудный, но полный любви быт описан автором настолько пронзительно, с такой деликатностью, что понимаешь: тут еще можно спрятаться, выжить, укрыться от стройки-войны. Но выглядит этот тыл настолько хрупким и призрачным, что тревога не оставляет читателя с первой строчки.

На этот образ войны — вынужденного страдания, насилия над человеком и красотой природы — в тексте работает многое. Например, бабушка рассказывает мальчику цветные «довоенные» сказки: как выглядел дом до стройки, как во дворе росли цветы, а дети играли в песочнице, как она мечтала, что и Петер сможет кататься на качелях и спускаться с горки. Здесь есть место самопожертвованию: бабушка совершает вылазки и покупает мальчику молоко, а сама пьет одну только воду. Или вот Петер говорит Лине:

 «— А ты что думала — стройка»

— и мне так и слышится: «А что делать — война…» А на войне невозможно без жертв, бессмысленных, необъяснимых, страшных. И девочка, и бабушка, и всё, за что можно еще уцепиться — всё будет замуровано, стерто с лица земли чьей-то бездушной волей, механизмом без души и сердца, потому что рабочие-исполнители этой воли выглядят обыкновенными роботами.
Надо отметить, что в новелле существует еще один конфликт. Обескровленному, бедному мирку запертых в квартире людей (автор специально берет самых незащищенных — старого и малого) противопоставлена не только агрессивно-бесчувственная машина стройки. Где-то снаружи существует и мир без войны. Девочке Лине он не чужой: до того, как стройка поглотила ее, она ходила в школу. И Петер сам видит чистеньких, ухоженных, не знающих стройки детей — в этот мир ему никогда не попасть. Как это жизненно, точно: кто-то борется за выживание, кто-то идет в чистенькой школьной форме с новеньким портфелем, и не знает, что такое беда и нужда. И это замечательно, что чистенький, прекрасно, что беды не знает. Плохо другое: тот, кто благополучен, попросту не желает помнить о таких, как Петер. Петер для них смешон, им можно пренебречь. И концовка становится гораздо страшнее, когда осознаешь: всё тут взято из жизни и случается сплошь и рядом. Это мы оставляем Петера одного на улице. Это мы проходим мимо и не замечаем чужой войны...
Отметила замечательную философскую фразу: «жизнь, как дом, все время надстраивается, и никак за ней не угнаться». Она (фраза), мне кажется, выходит за рамки основной идеи, но ее хочется запомнить, как точно найденный образ.

Или вот рассуждения Петера про глаза красавиц и небо… Разве что мне не близок образ гнилой картошки по отношению к черному зимнему небу, как и расшитой бисером наволочки — к ночному звездному (черная наволочка? Не сумела представить).

Но придраться мне, собственно, не к чему. Глубокий, сильный рассказ, заставляющий о многом задуматься. Разве что хочется взмолиться, выпросить у автора иную концовку. Но пока хоть где-то идет вот такая стройка, а мы спокойно проходим мимо — иной концовки и быть не может.  Увы.

По крайней мере, на людей Петеру уповать не приходится…