Одна восьмая финала, Поединок "G", раунд 2
Сокровище.
Я рецензировал «Сокровище» Павла Городничего — самым подробнейшим образом — в обзоре «Достучаться до читателя!» Возвращаться к детальному анализу произведения, вероятно, не стоит, но если вкратце, то при общем хорошем уровне исполнения текста (стилистика), «Сокровище» всё-таки «не дожато», «не довёрнуто» в эмоциональном плане. В дополнение отметил бы не очень удачную практическую реализацию задуманной композиции: ретроспекция, по-моему, излишне затянута, предыстория «съела» львиную долю объёма.
Общее впечатление при повторном прочтении — всё то же: прилично одетый, хорошо ухоженный, вежливый и послушный подросток из интеллигентной семьи, который чуть сдержаннее, чем следовало быть ребёнку в этом возрасте. В школьном рюкзачке несколько чужеродно смотрится клей «Момент», которым его снабдили пацаны из подворотни взамен травки. Не надо, отберите.
***
Девочка с куклами.
К сожалению, на этот раз конкурс пересыщен произведениями, которые ни рецензировать, ни обсуждать не имеет смысла — настолько они бессмысленны и невнятны. «Серна» наводнена участниками, которым абсолютно нечего сказать ни читателю, ни жюри, ни коллегам, да, похоже, и себе. Иначе говоря, многие сами не поняли, зачем пришли на конкурс, и, более того, не решили, что они вообще делают в литературе. В этом смысле «Девочка с куклами» выгодно отличается от соперников. Произведение написано неравнодушным человеком: в нём отпечатались боль и желание хоть что-то изменить в этом циничном мире. Автору есть, что сказать обществу, и, вероятно, автор понимает, зачем пришёл на конкурс. По крайней мере, я на это надеюсь.
Итак, если понимание задач конкурса есть, то и мне найдётся что сказать участнику.
«Тимофеевна возвращалась из Питера, где проведала перед началом учебного года внуков, Мишку и Сережку. Драчуны, непоседы! А бабушку как любят! Сын проводил ее, посадил на поезд, донес до ее плацкартного места в середине вагона сумку с гостинцами. Невестка не провожала, но крепко расцеловала ее дома, перед расставанием».
Смотрите: вроде бы и придраться не к чему. Но давайте уточним, что это? А это — зачин, самое его начало. А если это зачин, то и требования к каждой фразе, к каждому слову особые. Повышенные. Рассказ, как малая форма, вообще труднейший жанр, требующий отточенности и лаконичности, а зачин рассказа — это вообще нечто такое, что требует от автора полной выкладки. Об этом много писали, в том числе и успешные писатели, так что не вижу смысла останавливаться на причинах и следствиях. Лично от себя добавлю лишь своё субъективное мнение: в зачине мы знакомимся с читателем. То, что о нас решит читатель в зачине — почти всегда имеет последствия. Читатель пришёл к нам в гости, и, если визит начнётся с полутёмной прихожей, где входящий споткнётся о заблудившийся возле холодильника пылесос, или приложится к сиротливой швабре, то горячей любви, полной фанатизма, от такого обиженного доброхота ждать не приходится. Он может неправильно настроиться на восприятие. Лично я — споткнулся в зачине пять раз. И это плохо. Там, где споткнулся один, споткнутся и другие.
Очень ли важно в зачине уточнять, как звали внуков? Какая нам разница, драчуны они, или нет? К чему информация, что бабушку они любят? Принципиально ли, что перед началом учебного года? Учебный год у кого — у бабушки или внуков? Я настаиваю, что в данной ситуации зачин должен быть лаконичнее. Поэтому рекомендовал бы выкинуть или Мишку, или драчунов, или бабушку. То, что Тимофеевна — бабушка, ясно уже из слова «внуки». Ну хорошо: возможно они такие неугомонные драчуны, что бабушка на этом «зациклилась», причём настолько, что даже в хлопотные моменты посадки эти мысли Тимофеевну не оставляют. И автор это хотел показать. Но зачем? Сравните, не лучше ли:
«Тимофеевна возвращалась из Питера, где проведала внуков, Мишку и Сережку. Ах, драчуны, непоседы! Сын проводил, посадил на поезд, донес до места в плацкартном вагоне сумку с гостинцами. Невестка не провожала, но крепко расцеловала дома, перед расставанием». Нет?
«Сын проводил ее, посадил на поезд, донес до ее плацкартного места в середине вагона сумку с гостинцами». Местоимение «её» повторяется дважды. Нехорошо. Ещё одно: зачем нужно было указывать, что сын донёс до середины плацкартного вагона именно её сумку? Чью ещё сумку он мог донести? Зачем уточнялось, что сын проводил именно её? Какая смысловая нагрузка, что место — в середине вагона? Зачем читателю знать, что вагон — именно её, а не соседний? «Невестка не провожала, но крепко расцеловала ее дома, перед расставанием». Я бы не стал сообщать, что расцеловали непременно дома, но… не настаиваю, вопрос дискуссионный. А вот уточнение, что целовали именно «её», а не соседа Мухамеджона — явно лишнее.
«Тимофеевна ехала не в Москву. Ей надо было выходить ночью, на полпути. А сейчас теплый августовский вечер». Скажу откровенно: про август не понял юмора. С одной стороны, я рад за Тимофеевну, что она ехала не в Москву. Но мне, как читателю, крайне важно знать, куда ещё она не ехала. Меня это буквально мучает. Могу предположить, что ещё Тимофеевна не ехала в Мурманск, Великие Луки, Ханты-Мансийск и Кандалакшу. Не ехала в Сыктывкар, не ехала в Йошкар-Олу, и не ехала в Чемитоквадже. Но автор отчего-то коварно об этом умалчивает. И это меня напрягает. Потому что догадки — догадками, но хотелось бы знать наверняка. Без этого, согласитесь, нет уверенности в завтрашнем дне. Однако как только я пытаюсь понять, какие ограничения накладывает месяц август на суровую необходимость выйти ночью, а тем более на полпути, — напряжение из неуверенности перерастает в лёгкую панику. Тимофеевне — выходить ночью, но вечер, к сожалению, тёплый! Но это ещё не всё: Тимофеевне — выходить на полпути, но как, чёрт возьми, она это сделает, если за окошком — август?
Возможно автору, если у него отсутствует чувство юмора, обидно читать эти строки. А мне не обидно? Я шёл к нему знакомиться, радостный, с приветливой улыбкой, весь на позитиве, но растянулся возле старого холодильника, встретив неубранный при последней редактуре пылесос. Хорошо, что я упёртый. Встал. И пошёл знакомиться дальше.
«Тимофеевна ехала…» и, в следующем абзаце: «Домой едет, отдыхать, скучать…». «Едет» и «ехала» — считаю, что автору надобно определиться с временами глаголов. Понятно, что нынче сторонников глаголов настоящего времени в прозе много, и вообще многие считают этот приём особым шиком и признаком зрелости. Что по мне, так я бы применял его лишь в текстах, требующих динамики изложения (драка, конфликт, спасение, движение, встреча с холодильником, другие быстротекущие события). И никогда не стал бы комбинировать настоящее с прошедшим.
«Расположилась на нижней полке, и проводница сразу сняла ей с верхней и матрас, и подушку… Поезд мчал через поля и рощи, а в окошке почти не двигался догорающий закат. Все небо охватил, оранжево-красный, хотя минут двадцать едем, а он так и горит-догорает». Расположилась (Тимофеевна) — едем (мы). Что у нас с фокальностью? Еще: некто оранжево-красный охватил всё небо. Кто?
Подытоживая: всё упомянутое — воспринимается невероятно тяжело, сбивает с толку. А усугубляется тем, что такие несуразности допущены в зачине. Зачин надобно выдраивать, как столовое серебро. Окупится.
«Тимофеевна вскользь глянула на улегшуюся напротив девчонку с мобильным телефоном, которой тоже не было ни до кого дела». «Тоже»? А кому ещё? «Уставилась в мобильник и ездит по нему пальцами, ногу на ногу закинула под одеялом. Молодежь, вздохнула Тимофеевна, вокруг себя не смотрят, на живую жизнь... картинки им дороже». «Молодежь, вздохнула Тимофеевна…» — что у нас с прямой речью? «Ногу на ногу закинула» — а в чём криминал? Отчего закидывание ноги на ногу под одеялом — негативно привязано к молодёжному возрасту в логической связке со смартфоном? Молодежь + смартфон, — это действительно негатив, даже обсуждать нечего. Но нога, закинутая на ногу — негатив лишь в случае, если сидящий мешает свободному проходу.
«Она уже разобрала свою полку, согнув столик вниз». Опустив. Разложила полку, опустив столик.
«Сидела она боком к проходу, опершись спиной о стенку, подтянув к себе согнутые в коленках худенькие ноги». А какова альтернатива? Согнутые в локтях?
«У нее в руках тоже был мобильник…» — какова альтернатива? В ногах?
«Лицо у нее было грустное, а когда она быстро глянула в сторону наблюдавшей за ней Тимофеевны, то оказалось лицо будто заплаканным». Лет ей «было», мобильник «был», лицо «было». «То оказалось лицо будто заплаканным». Не понял. Форма совершенного вида «оказалось» — как сочетается с «будто»? Может «лицо показалось заплаканным»?
«И если бы не девочка лет пяти, сидящая у нее в ногах с игрушечным чемоданчиком на коленочках и разглядывающая проходящих мимо нее пассажиров вагона — кого со стаканом в подстаканнике, кого с зубной щеткой в руке и полотенцем на плече, — если бы не эта девочка, точная копия мамы, Тимофеевна давно бы успокоилась и начала укладываться». «Успокоилась»? Что имелось в виду? Что тревожило Тимофеевну? Что девочка обделена зубной щёткой? У молодой мамы нет денег на чай, а ребёнок некормленный? Почему зубная щётка и подстаканник так важны, что ради них автор вынужден утяжелять предложение?
«Девочка молчала. Не говорит, что ли, подумала с жалостью Тимофеевна. Но переспрашивать было не нужно». Прямая речь не выделена. «Не нужно» — имеет значение отсутствия необходимости. Я бы охарактеризовал это как употребление слова в несвойственном ему значении, то есть — неудачный подбор слова. Не нужно чистить зубы каждые полчаса, не нужно разогревать только что вскипевший чайник. Заменять аккумулятор на сотовом телефоне, если он хорошо держит заряд, — тоже не нужно. Здесь же действие не рекомендовано из соображений деликатности, этики, детской психологии или несоответствия момента. «Не стоило».
«Девочка вынула игрушечную расческу и стала наводить порядок у мамы на голове». Пунктуация. Ещё: я бы рекомендовал, начиная с этого предложения, обозначать куклу, назначенную мамой — с прописной буквы: Мама. Это не придирка. Моё личное мнение, как вариант. Решать Вам. В противном случае, девочка расчёсывает свою родную маму, а затем хладнокровно снимает у родной мамы волосы (читай — «скальп»), и бросает в чемодан.
«Девочка помедлила и перевернула Кена на спину. Кен был в нарисованных плавках и футболке, на ногах его были высокие снимающиеся резиновые сапоги». «Был», «были». Сапоги могли оказаться на руках? Вариант: «Кен, в нарисованных плавках и футболке, смотрелся в высоких резиновых сапогах нелепо».
Начиная с этого абзаца, автору удалось не только заинтриговать читателя, но и намеренно создать лёгкий дискомфорт и даже тревогу. Здесь начинается самое важное. Поэтому, несколько абзацев я не стану цепляться к огрехам, дабы не отвлекаться от главного.
— Надо надеть ему брюки, — осмелела Тимофеевна. — Брюки есть?
«Девочка обиженно посмотрела на Тимофеевну, словно та испортила ей всю игру». Странно, правда? Игра на грани эротических приличий. Но странность оправдана. Не беда, что читатель в смутных сомнениях. Сомнения перерастают в догадки. Всё правильно! Думаю, никто не возразит, что здесь произведение набирает очки за счёт сильного хода.
«Девочка уже переворачивала третью куклу».
— Мамина подруга, — прошептала она тихо, словно говорила сама с собой.
Вот! Это сильный момент. Удалось сказать то, что нужно, и так, как нужно. Лаконичность здесь принципиально важна! Очень, очень удачно!
Кульминация: «Это была брюнетка в длинном синем платье. Девочка разглядывала ее лицо, потом быстро стянула с нее платье и кинула куклу на постель, так, что она улеглась поперек Кена».
Должен сказать, что это очень жестокий момент. Очень жестокий, но и очень сильный. Реализован так, что лично у меня перехватило горло. Браво! Именно ради таких моментов и стоит браться за перо. Мы, в своём минутном эгоизме, — часто ли думаем от тех, кто рядом? А когда калечатся неокрепшие детские души?
И знаете, я готов был простить автору всё несуразности текста именно ради этого момента, однако ближе к финалу достигнутый успех стал стремительно нивелироваться, пока окончательно не был утрачен. Утрачен в силу всё тех же несуразностей текста.
«Тимофеевна ждала, когда же мама в джинсах вспомнит про свою девочку».
«Наконец она улеглась и закрыла глаза... Никто не звонил. Когда проснулась и села на постели, готовясь вставать совсем, то увидела, что на боковой полке, свернувшись калачиком, к проходу спиной, обняв спящую маленькую девочку, лежит ее мама. Спит ли? И куда они едут? к кому?» Вопрос: «она» — это кто? В смысле, кто улёгся: мама, девочка, или Тимофеевна? Если Тимофеевна, то почему после фразы «закрыла глаза» следует информация о том, что никто не звонил? Думаю, Тимофеевне неважно, звонили или нет. Значит мама? Но тут же выясняется, что мама на боковой полке. Значит Тимофеевна? Но если Тимофеевна, то откуда она знает, что на телефон должны позвонить? Разве мама не может просто играть с телефоном? Вопросы, вопросы, вопросы…
Дальше следует то, что ничего кроме раздражения не вызывает. Давайте перечитаем конец абзаца про спящую девочку, но — вместе с финальным абзацем. Итак:
«…Спит ли? И куда они едут? к кому?»
и
«Все было ясно Тимофеевне. Жаль, ей нужно было выходить. А остальные поехали дальше. Неведомо куда».
Сначала вопросы, которые в принципе не могут иметь ответа: «куда они едут? к кому?». И тут же: «Все было ясно Тимофеевне». Ну… Всё, так всё! Если ясно, то вопрос закрыт. Однако: «Неведомо куда». Так ведь ей уже всё ясно?
Ну не знаю… То ясно, то неясно. Ромашка какая-то. Как можно было беспечно отправить в брак собственную гениальную находку? Не поняли? Объясняю для недоумённого читателя, чего он только что лишился из-за автора, утратившего интерес к своему детищу, из-за автора, который то ли устал, то ли куда-то внезапно заспешил. Смотрите: способ реализации замысла вообще выше всяких похвал: это же надо было придумать постельную сцену с укладыванием одной голой куклы поверх другой! Способ жестокий, почти садистский по методу воздействия на душу читателя, но — действенный. В каком-то смысле Любовь Ржаная использовала метод баснописца Крылова для моделирования негативных явлений. Уж не знаю, интуитивно ли она нащупала новый инструментарий, или намеренно творчески переработала, но лично меня это восхитило, потому что старик Крылов отдыхает: там, где мэтр моделировал жизнь на осликах, мартышках и ёжиках, Любовь приспособила куклы. В итоге — получилось. И ещё как! Если читать ночью, то А. Хичкок имеет бледный вид. Почему? Собственно… мистическую сущность кукол поняли давным-давно. А устроить кукольный секс на поездной койке, когда в окошке зловеще кровоточит некто Оранжево-красный — вообще высший пилотаж. Мне даже казалось, что когда в окно постучится когтистая лапа, девочка отрегулирует любовницу папы по вуду-варианту. Обошлось…
И надо же всё это — гениально задуманное — так безбожно утратить! Печалька…
***
Резюмируя. Пора принимать решение. К сожалению, ничья невозможна, а я не обнаружил подавляющего превосходства ни в одном из произведений. Следовательно, решение будет нелегким. Оба автора — неравнодушные люди. По крайней мере, оба садились за работу неравнодушными людьми. Да вот беда: не удалось им бережно пронести свои идеи до финала. Расплескали по дороге. Жаль. Очень жаль.
Текст «Сокровища» более ровен, более вычитан, не вызывает откровенного раздражения своими огрехами. Есть тактические просчёты, вызванные неудачным подбором фраз, снижающих эмоциональный эффект. Обратите внимание: просчёты не грамматические, а тактические, то есть просчёты высшего порядка — не на уровне начинающего автора. Чтобы эти просчёты устранить, требуется длительное размышление, подбор вариантов, и, не факт, что решение будет найдено. Грубо говоря, проблема на уровне алгебры.
Текст «Девочки» тяжёл для восприятия, в нём чудовищно много невнятных двусмысленностей (вероятных разночтений), заставляющих вместо наслаждения эмоциями постоянно включать логику для распутывания смысловых нестыковок. Приходится часто возвращаться в начало абзаца, перечитывать, чтобы понять суть. Это вместо того, чтобы вернуться для смакования повторным прочтением какого-либо изыска изящной словесности. Стилистически текст также не блещет: много досадных недоработок на уровне начинающего автора. Грубо говоря, проблема на уровне арифметики. При этом, чёрт меня дери, по уровню замысла — это даже не алгебра, а высшая математика (я про постельную сцену).
Вот и выходит, что будучи на голову выше конкурента по уровню замысла (идея кукольной модели адюльтера), «Куклы» проигрывают «Сокровищу» по уровню технической реализации. В итоге, победу отдаю «Сокровищу». С небольшим перевесом. Одна идея, пусть даже гениальная, не вытянет текст, изобилующий проблемами начального уровня.
Суббота, 28 апреля 2018
|
