Групповой этап, Группа "E", раунд 1
Михайлов Евгений, «Пикник с продолжением»
Актрису современного театра приглашают сыграть в мизансцене по заказу богатого клиента. А именно: в старинных костюмах изобразить пикник на берегу реки, максимально точно воспроизведя картину художника. Игровая сцена перешла в настоящий пикник с алкоголем, после чего актриса проснулась в девятнадцатом веке в Англии и без одежды. Ее задержали полисмены, потом направили в психиатрическую клинику, где она покончила с собой.
Написан рассказ по конкурсному заданию. Не стану придираться к тому, что картина на самом деле стала не завязкой рассказа, а пристроена где-то ближе к кульминации, то есть середине. Зато мы имели возможность проследить за всеми перипетиями героини, начиная с ее эротического сна и пробуждения. За ее отношением к собратьям по цеху и прочими мыслями. Написано хорошо, язык бойкий, разговорный, чувствуется, что автор и сам погрузился в предлагаемые обстоятельства, и читателя погрузил. Вот только, не знаю почему, история эта меня совершенно не зацепила. Некому в ней сопереживать. То есть вроде бы есть кому, но у меня не получилось.
Картина Лейтона «Пикник» декоративна, постановочна, и ничем особым, кроме этого, не отличается. Она не волнует, а украшает, она для покоя и дизайна, повесь ее на стену в гостиной – и забудь. Вот и рассказ вышел таким же. Возможно, в этом и есть его достоинство, не знаю.
Попытаюсь объяснить. Мое читательское внимание в данном тексте слишком занято второстепенными персонажами – всеми этими мымрами из шестого подъезда, Артёмками, Мишами, Лёшами, Костиками, Серёгами, Лильками и Светками. Я нарочно утрирую, чтобы показать: названо семь имен, большинство их – действующие в настоящее (описываемое) время персонажи. Казалось бы, естественно, что они заботят нашу главную героиню. Но в конце оказывается, что «Эта рукопись неизвестного автора, на русском языке была обнаружена в архиве Английской психиатрической ассоциации». Логично ли, что в рукописи сплошная болтовня, и сразу, с самого начала отсутствует отчаяние и ужас человека, попавшего в чужую страну, в чужое время – в далекое прошлое, да еще и запертого в сумасшедшем доме? Только одна фраза из концовки, о сыночке Артёмке, намекает на ожидаемые мной чувства. От этого возникает впечатление, что автор, начиная свой рассказ, еще не знал, чем его закончит.
Колотинский Василий, «Этого города никогда не будет»
С самого начала от первого лица в этом рассказе нам сообщается, что всё – и город, и персонажи, и время действия – вымышлено им, персонажем. Честное признание, ставящее автора текста в сложные обстоятельства. Ведь после этого надо читателя заинтересовать чем-то еще. Чем же? Итак, Германия сорокового года, беседа под пиво с другом Отто. Затем начало восемнадцатого века, оркестр, музыка в загородном дворце, интрижка с очаровательной фрейлиной. 1968 год, магазин грампластинок и девушка из союза немецкой молодежи. Ну, страна хотя бы та же самая. А девушка опять так очаровательна, что герой решает встретиться с ней через 45 лет. Действительно, в 2013 году он находит ее, и они разговаривают о том, что оба придумали всё это: и время, и пространство, и друг друга, и играли в разные времена разные роли – просто так, для развлечения.
Всё это мелькание по тем или иным годам, вся эта путаница – кто кого придумал, – могли бы утомить, если бы не были так замечательно описаны. Рассказано всё это таким образом, что и ритм текста, и метафоры не фиксируются тобой как специальные красивости, а ты в них естественно плывешь. А луч внимания в каждом эпизоде направлен так, словно это ты лично находишься внутри событий, внутри рассказчика. Все время чего-то ждешь, или наслаждаешься ироничными специальными совпадениями, или чем-то не случившимся. Например, тем, что могло быть, но чего не было благодаря воображению рассказчика (спасена репутация дедушки Отто).
Чтобы найти какой-то общий знаменатель, я постановлю, пожалуй, что оба рассказа – об игре. В первом случае – это актерская игра в воспроизведение живописного полотна, но на этом все и заканчивается. Да, ощущение загадки есть, и вопросы какие-то возникают, но все же остается ощущение недоговоренности, пустоты. Во втором случае – игра от начала до конца, игра без смысла и цели, для самой себя и для восхитительного наслаждения: для ощущения всесильного воображения, создающего миры. Такой, на мой взгляд, и должна быть игра, без которой существовать на этом свете было бы ужасно скучно.
Оба рассказа сплетены профессионально, они почти равны, однако минимальное преимущество от меня получает второй. Воскресенье, 19 марта 2017
|