Автор рецензии, судья: Татьяна Шереметева Чего старикам надо

1/16 финала, группа F, раунд 3

Автор: Лариса Цитович
Произведение: «Несостоявшийся обмен»

Когда-то я прочитала небольшую книжку: “Чего старикам надо”. Там были собраны истории из жизни тех, кого мы называем “деды и бабки”.

Разные судьбы и схожий финальный этап жизни. Что им надо, этим старым и бестолковым? Чего им еще не хватает, когда, казалось, бы все есть? Написано это было еще в те времена, когда на советскую пенсию можно было не только реально выжить, но и на «достойные похороны» отложить, и даже детям помочь.

Да, чего же им не хватает? Даже тем немногим, кому нынче есть на что жить и кто не стоит в последнюю неделю перед получением пенсии у метро с протянутой рукой, — им тоже что-то надо, им тоже чего-то не хватает.

Конечно, им нужны тепло и любовь, так же, как малым детям. И отсюда обиды, детские слезы, отсюда многое, что часто кажется нам, кто еще только подбирается к этому отрезку жизненного пути, непонятным. И счастливы те из нас, кто вовремя все понял — до того, когда ничего уже не изменишь.

В этом произведении есть характеры, есть неожиданный финал. Но: такой ли он неожиданный? И это не упрек автору, а комплимент. Потому что характер старой женщины прописан так, что становится понятным: что-то остановит ее от разумного во всех отношениях решения уехать из своей коммуналки.

А еще есть в этом тексте ключик, разгадка ко всему остальному. И кто заметил этот абзац, тому уважение от судии и счастливая старость от провидения.

Вот он: «Таких людей старят не морщины. Они, как в зеркале, всего лишь отображают эпоху: и детский дом, и войну, и не одну голодовку. Героика, подвиг… отречение от всех благ — что там еще пишет про них наука о прошлом? Доблесть эпохи? Трудовой подъем? А ведь упустили едва ли не главное. Тягло участи никого из девочек не сломило, не превратило в мегер. Кураж ее поколения и состоял в том, что мир обогатился натурами впечатлительными, женственными. Все они любили собираться в стайки, бегали по опереттам, обожали крепдешин и пели тонкими голосами».

Ну и кто бросит в нас с Ларисой Цитович камень? Кто не помнит маминых крепдешиновых платьев и затертых пластинок — «Парней так много холостых, а я люблю женатого…» или «Когда весна придет, не знаю…»

Когда-то моя мама рассказывала мне, с каким замиранием сердца смотрели в войну фильмы, где были красивые женщины, совсем не похожие на тех, кто сидел в зале.

Как переживали за них — счастливиц, героинь романтических историй.

На мой вопрос: «И не завидовали?» — последовало ее решительное: «Нет!»

Зал, состоящий из женщин и детей, каждый раз дружно рыдал — и от радости, и от горя, в зависимости от того, что происходило на экране. Плакали все, даже деды, которых не забрали на фронт.

«Тягло участи никого из девочек не сломило, не превратило в мегер», — пишет Лариса Цитович, и она права. А кто помнит, как наши матери пели?

Две бабушки, два характера, две приличных бедности. У одной ¬— никелированная кроватка, нажитая от щедрот государственных, у другой — фиалки. Разница только в том, что фиалки — живые, и ухаживать за ними некому, а без старушки-матери Татьяны Михайловны — они погибнут.

Вот и все, и это ответ, почему разумный во всех отношениях обмен не состоится.

Да, забыла: а Дора Андреевна, оказывается, такая кокетка!