Конкурс современной новеллы «СерНа - 3»ЛИТОБЗОР

Финал, Поединок "A", раунд 1

Автор рецензии, судья: Петр Вакс
Твоя-моя не понимай, а только сюствуй


  

Финал, Поединок "A", раунд 1

Автор: Василий Логинов           
Произведение: «Маятник»

Автор: Елена Подобед    
Произведение: «Колодец»

 

Логинов Василий, «Маятник»

Этот текст я читаю впервые, значит, следует сказать о нем несколько слов. Для начала цитата.

«Маятник делает ленивое полудвижение вправо, потом до полного размаха влево, и вот уже полутоновое полудвижение теряет свою ползунковую половинчатость и становится размашистым полнокровным полилинейным движением, влево вправо, но полноприводная периодизация пойдет лишь назад вперед».

Прочитал я это и вспомнил фильм «Москва слезам не верит». За обидевшимся Гошей, возлюбленным главной героини, пришел муж подруги – чтобы уговорить его вернуться. Произошел такой диалог. Гоша: «Нет, это не недоразумение, а ее принципиальная позиция. Она тем самым обнаружила, что для нее социальный статус человека выше, чем мой – личный – социальный статус!» Муж подруги (после паузы): «Переведи».

Знаете, я тоже могу говорить не очень понятно. «Генотип проявляется в фенотипе в том случае, если рецессивная аллель находится в гомозиготном состоянии». «Дисперсия сопровождается спектральным разложением немонохроматического белого света на синусоидальные составляющие». И особенно «Нужно обтравить контур и сохранить в фотосере как епсу». Но зачем? Я же хочу, чтобы меня понимали. Желательно сразу, без помощи поисковых систем.

Известно, что любая социальная и профессиональная группа вырабатывает свой жаргон, чтобы создать некую общность посвященных в тайны этого жаргона людей, и чтобы понимание и доступ в эту группу были для остальных затруднены. Но другое дело проза: тут контакт между автором и читателем так важен, что затруднять понимание – значит читателя не уважать.

Впрочем, конечно, это такой художественный прием. И я, в общем, не против экспериментов (а данный текст иначе как экспериментальным я назвать не могу). Однако, кроме не всегда понятных слов, в этом тексте достаточно и другого непонятного. О чем, о ком речь? Что я должен почувствовать в этом калейдоскопе образов? Невероятно подробно, зримо описаны в самом начале посуда и едоки за столом. Зачем, какую роль они играют? Если роль зрительного образа героя в снах, то ведь гораздо важнее снящийся ему дед – и да, он описан тоже здорово. Но нельзя, мне кажется, одинаково подробно описывать буквально всё. Если бы художник, к примеру, с одинаковым тщанием отрисовывал передний, средний и задний планы, то разобраться в его картине было бы трудно.

Поэтому меня раздражают избыточно длинные фразы, с приданием прилагательного каждому существительному. Они мешают мне читать и понимать текст, не дают понять, о чем он и для чего я его читаю.

Ну вот навскидку хоть такая:

«Медленное его движение в воздухе сменяется стремительной молнией скольжения по полуокружности яйца... кланцц... от удара сорвавшегося ножа по тарелке в густом клейстере атмосферы ядра маятника зависает звук, сходный со скрипом деревянного рассохшегося стула –  скрип дерефян чэрз перешед в войс –  яйцо, мелкой рябью завибрировав при отрыве от тарелки, родив желеобразный крабовидный всплеск, взлетает и планирует в сторону хозяина четвертого ножа, и заканчивает невидимую нить своей траектории в зияющем проеме между белоснежной рубашкой и серой жилеткой».

Зачем мне знать, что проем зияющий, жилетка серая, а рубашка именно белая? Что всплеск не какой-нибудь, а крабовидный? Что это добавляет? Не говоря уже о стремительной молнии скольжения. Ясно и так, что если молния, то стремительна, а не ленива. И что если яйцо, то оно овальное («...по полуокружности яйца»)

Или вот такая, хотя здесь у меня уже другие замечания:

«На протяжении второй половины тридцатилетия; сразу после того дня, когда, возвращаясь таганскими переулками с первой в жизни гражданской панихиды, в полубессознательном состоянии после поцелуя такого непривычно холодного, почти каменного лба мертвого деда, я отдал целых десять рублей за просто так лысому подвижному человечишке со свинячьими глазками, полуверя, полуневеря его вертким уверениям вернуть деньги в понедельник при встрече в метро на Привокзальной, куда я, конечно же, не поехал; часто во сне я видел деда».

Если герой был в полубессознательном состоянии, не мог он увидеть, что человечишко (заметьте: не человек, а «человечишко», это уже характеристика!) лыс, подвижен, со свинячьими глазками и верткими уверениями. А пишу я это не с целью придраться – мог увидеть, не мог – а потому что это описание идет сразу после правильного, точного описания поцелуя в холодный лоб покойника. Тут бы читателю вздрогнуть, проникнуться трагедией, вспомнить свои такие же поцелуи (или нежелание целовать ушедших близких). А вместо этого внимание читателя внезапно поворачивает на случайного попрошайку. Эффект сочувствия смазывается, исчезает.

При всем своем недовольстве должен заметить, что текст мощный. Я это ощущаю даже без всякого понимания. И конечно, то, о чем мне намекнули в этом тексте человеческим языком – вызывает эмоции. Я согласен, что свой читатель у такого текста есть. Только это не я. Как хорошо, что в юности я читал другие книги.

Подобед Елена, «Колодец»

Теперь переходим ко второму рассказу, прочитанному уже дважды. Иногда странно наблюдать свою реакцию на произведения искусства (к которым я безусловно причисляю прозу, написанную хоть на бумаге, хоть на мониторе). Откроешь книгу, которую уже когда-то читал, или увидишь полотно, которое уже когда-то видел. С того раза ни порядок букв, ни мазки на холсте не изменились, они не могут сдвинуться с места. А реакция немного другая. Произведения не меняются, меняюсь я. И вот в рассказ «Колодец» я вхожу уже как в знакомую комнату – а она чуть иная. И Йохан другой, и Марта. Те же самые, но чуть-чуть... Ну, вы понимаете. Другие, и в то же время те самые, как актеры на сцене, которые исполняют один и тот же спектакль. Я сижу, развалившись на стуле, наблюдаю, как надрывается в колодце деревенщина, как дразнит его девушка, как мучается уже старый, древний Йохан – так мучается, что уже и не чувствует почти ничего... И думаю простые обывательские мысли. А если бы она была умнее и не швырнула кувшин? И они оба не разбились бы? Вдруг бы стали парой? И жили бы счастливо. Счастья хочется, его так мало... Но тогда не было бы рассказа. Значит, чтобы «Над вымыслом слезою обольюсь», нужны страдания персонажей?..

«Колодец», в отличие от «Маятника», простой и понятный рассказ. В первый раз он мне не очень понравился, «не впустил». Теперь я прислушался и ощутил ритм. Да, это тоже искусство – то, которое не утешает, не развлекает и не дает ни удовлетворения, ни надежды. Оно тычет тебя мордой в зеркало и говорит: посмотри на себя. Подумай о вечном: о смерти, о стыде, любви, жизни и страхе, принятии себя и своей вины, не суди да не судим будешь, но как же не судить?.. (Особенно если ты именно судья и должен выставлять оценки.)

Многие тексты – просто повод заставить тебя задуматься. Все поймешь, пожмешь плечами, и якобы забудешь, и все равно сутки после этого будешь думать и искать ответы, искать себя. А это не так уж и мало.

Оба рассказа почти равны по силе, однако определенное преимущество отдаю «Колодцу».

Суббота, 20 июня 2015


<<<Список литобзоров конкурса
 (4)
Комментарии к произведению (1)
Петр Вакс>>>
 
   
   Социальные сети:
  Твиттер конкурса современной новеллы "СерНа"Группа "СерНа" на ФэйсбукеГруппа ВКонтакте конкурса современной новеллы "СерНа"Instagramm конкурса современной новеллы "СерНа"
 
 
 
  Все произведения, представленные на сайте, являются интеллектуальной собственностью их авторов. Авторские права охраняются действующим законодательством. При перепечатке любых материалов, опубликованных на сайте современной новеллы «СерНа», активная ссылка на m-novels.ru обязательна. © "СерНа", 2012-2023 г.г.  
   
  Нашли опечатку? Orphus: Ctrl+Enter 
  Система Orphus Рейтинг@Mail.ru