Автор рецензии, судья: Петр Вакс О заполнении пустот и чувственном опыте

Полуфинал, Поединок "A", раунд 2

Автор: Зеро Инкогнито
Произведение: «Тимоня»
                                  
Автор: Логинов Василий
Произведение: «Чемоданчик Кавидад»

Какие разные произведения встретились в этом раунде – «Тимоня» и «Чемоданчик Кавидад»! Впрочем, одинаковых и не бывает. Но тут и стиль, и жанр, и впечатление – всё разное. Может, даже противоположное. Обзоры по данным текстам я уже писал, и нового ничего авторам не скажу. Поэтому мне приятно отключить в голове «оценочную» программу и просто поговорить.

Предназначение прозы я ощущаю (для себя самого, конечно, тут ведь за всех не скажешь) как заполнение пустот в картине мира. Той картине, что складывается в воображении постепенно, по мере накопления опыта в чередовании дней и лет. Поясню простыми словами. Мы, люди, создания несовершенные, и познаём мир довольно искажённо – это по умолчанию ясно, объяснять не надо. Если не искажённым видим мир, то уж точно неполным – только какие-то его части, доступные пониманию и усвоению в соответствии с устройством именно вот этого аппарата для понимания. Который у каждого свой.

Есть знание академическое, прикладное. То есть география там, экономика, физика. И есть знание чувств, а именно: что не до конца понимаем – пытаемся как-то ощутить, приспособить у себя в голове. А многого просто не знаем. Как написал когда-то Жванецкий, «...никогда не буду женщиной, а интересно, что они чувствуют». Мужчина не знает, что чувствуют женщины, женщины – что ощущают мужчины. Южане не знают, как живут люди крайнего севера. Живые не знают, что чувствуют умирающие. Обо всём этом лишь догадываемся.

Картина мира в голове напоминает детскую игру в мозаику: площадка с дырочками, куда втыкаешь гранёные пластмассовые кнопки. На этой площадке много пустоты, а заполненных мест мало. Так вот, писатели, сочинители прозы, рассказчики историй помогают заполнять пустоты в нашей мозаичной, в основном чувственной и эмоциональной картине мира. Скажем, Лев Толстой так описал чувства умирающего, что в этом месте можно уже воткнуть кнопку, правда, не слишком уверенную – может, мы-то будем это ощущать иначе, – но всё же пустота заполнена.

У многих нет и никогда не будет такого опыта, какой попадается в тексте. Опыта счастливой или очень несчастной любви. Опыта угрозы и риска для жизни. Убийства, совершенного на твоих глазах. Прочих странных или адреналиновых ситуаций. Казалось бы, литература – это выдумка, именно таких героев вместе с их приключениями никогда не было. Но они могли быть, потому что правдоподобны. Их чувства, описанные сочинителем, похожи на наши. И вот уже, скажем, описанную в тексте любовную историю чью-то воспринимаешь как собственный опыт, и где-то в ячейке памяти она остаётся как урок.

Происходит это чаще всего неосознанно. Даже если задуматься, какие пустоты заполняют «Тимоня» и «Чемоданчик Кавидад», я вам точно не скажу. Но чувствую, что каждое из этих произведений заняло своё место, предназначенное только для него. И что они нужны мне. Кто знает, зачем... Может, однажды попаду в ситуацию, схожую с описанными в этих рассказах? И Тимоню не отдам, а шепну напористой женщине, чтобы убиралась, иначе донесу на неё в полицию, пусть там покопаются в обстоятельствах смерти её мужа. И если увижу под ёлкой странного Деда Мороза, поскорее сбегу из этого чемоданчика в другой. Не знаю, не знаю.

Если бы не требование неравного количества баллов, оба произведения получили бы по 50. А в этих условиях минимальное преимущество отдаю «Чемоданчику Кавидад». Потому что тоже воспринимаю жизнь, как игру нон-стоп.