Автор рецензии, судья: Петр Вакс Красавица без души и красота душевного тепла

1/16 финала, группа E, раунд 3

Автор: Белоусова Влада
Произведение: «Красавица»

Автор: Сергеева Надежда
Произведение: «Тепло души»

Белоусова Влада, «Красавица»

В городе живут русалки, притворяясь обычными девушками. Они уже не охотятся на людей, однако после серии убийств на самих русалок, началась охота. Трудно девушкам-проказницам стало с любовниками: чуть что — подозрение. Один мужчина показался двум подругам-русалкам охотником, хотя был своим — тритоном, то бишь, русалом. Он пообещал подругам, что скоро город будет очищен от сторонников охоты на русалок. И главная героиня теперь ходит среди людей смело, не стесняясь своего от них отличия, еще и намечая следующую жертву.

Начну издалека и задам в пространство глупый на первый взгляд вопрос: для чего мы читаем? Не для того, чтобы стать лучше: ни одна книга этого с человеком не сделала. Чтобы чему-то научиться? Уже теплее. На мой взгляд, читаем мы, чтобы вместе с автором прожить его историю, его впечатления, его мысли, страхи, влюбленности и героические победы. Примерно так. То есть, чтобы прожить чужой кусочек жизни, отрывок, крошечный квант — но именно другой жизни, не своей. Перенять опыт, задуматься над чужими ошибками или удачами, сравнить с собой: а я так могу? Ну и, конечно, часто — просто чтобы провести с интересом время. Отсюда следует логичный вывод: чтобы стать хорошим писателем, следует вначале стать хорошим читателем. В таком случае писать, как мне кажется, следовало бы не для самовыражения, иначе читать произведения будет интересно только самому автору.

На первый взгляд история про русалок отвечает принципу интереса, но лишь в начале повествования, а потом интерес пропадает. Потому что с первых слов начинаешь спотыкаться об ошибки и опечатки, а в конце недоумевать и не верить.

«– Ты думаешь, они всерьез решат нас сцапать? – с дрожью спросила Дина, – именно нас?
– Конечно. Ведь за серийные убийства наш род вряд ли простят, – вздохнула Уна, – а если сюда приехали заграничные охотники на машинах – то дело совсем плохо. Они будут обшаривать каждый дом.
– И найдут останки убитых людей, – вдруг остекленел взгляд Дины.
Подруга отстранилась от нее на мгновение и удивленно всмотрелась в эти зрачки. Девушка говорила об этом так уверенно, будто она сделала нечто ужасное…
– Нет, – выдохнула Уна, – только не говори мне, что это твоих рук дело.
– А ты думаешь, почему я спасла тебя, жертвуя всем? – развела руками Дина, – потому что меня и так и так схватят».

1. Почему «сделала нечто ужасное», если убивать людей для русалок обычное дело? Пусть не сейчас, но в прошлом.
2. Несовпадение по логике:

«Слышал, вас тут жутко ущемляют?
– Конечно! – выпалила Дина, – устроили охоту на нас без причины!
– Еще и подставить пытались, – добавил тритон, – серия убийств была совершена человеком, который свалил все на русалок».

Как это «без причины», людей-то убили? Дина же сама только что подруге в этом призналась. Тем более, она сейчас говорит не с чужим, а со своим — зачем лукавить? Так кто же убил людей, Дина или некий человек с целью подставить русалок? Я чего-то не понял или это авторская невнимательность?

И еще цитаты:
«...оскорбление расовых меньшинств. Пришло время мести».
«...мы постепенно очистим город от всех, кто поддерживает идею великой охоты».
«...ничего не бойтесь. И при любой удобной возможности доносите нам на расистов».
«Девушки так обрадовались, что не могли выразить этого словами. Они крепко-крепко обняли тритона, отблагодарив его за все».

От этих фраз мне сделалось слегка противно. Месть, доносы, очистить город, и девушки всему этому обрадовались... Хотя только что спокойно рассуждали, кто из них больше убил людей. Особенно противно, что красотка только что возмущалась расизмом, и тут же думает: «...мы всего лишь хотим жить как люди… но только без людей». Это ли не расизм, даже желание геноцида? Воля ваша, а я, как читатель, имею право на собственную реакцию на этот текст. При этом понимая, что кому-то такое может понравиться. Любит же кто-то истории про вампиров.

Допускаю, что автор именно хотел вызвать моё отвращение к бездушным красоткам.

Видите ли, тут еще вот что: если б было написано захватывающе, так чтобы невозможно оторваться, по всем законам жанра и вообще прозы — другое дело. Не писать, что после серии убийств началась охота, а показать! Действием, эпизодами, диалогами. А так — малоинтересно. Очень напоминает наивный стиль школьных сочинений. Определенный драйв есть, воображение тоже, но они не подкреплены мастерством рассказчика.

Ошибки, опечатки и стилистика:

«серия убийство произошла» — убийств.
«среди горожанок этого города» — среди жителей. Вы же не станете писать «среди квартиранток этой квартиры» или «среди селян этого села».
«пытаясь доказать обратнее» — обратное.
«Дурачек» — дурачок.
«придать охотничьему огню» — предать в данном случае.
«от всей это гадости» — этой.
«в этом случае получиться соврать» — получится без мягкого знака.
«схватилась за голову паникующая Уна» — «паникующая» лишнее слово; если она схватилась за голову, это и так понятно, дайте читателю возможность самому увидеть и почувствовать ее панику, не разжёвывайте всё.
«в дверь сильно постучались, требуя немедленно отвориться» — отворить.
«сильно помедлили, обсыпая друг друга признаниями» — «сильно» лишнее слово, остальное вызывает смех: признания это не мука и не песок; и потом, как можно медлить, при этом успевая признаваться друг другу в чем-то?

Теперь вы, надеюсь, поняли, что мне мешало идти вслед за автором-рассказчиком и прожить один день из жизни девушек-русалок. Надеюсь также, что понятен мой посыл: я не люблю критиковать и придираться, а указываю на огрехи лишь из желания улучшить текст. Проза, сильная или слабая, заслуживает внимательного и бережного к себе отношения — раз уж она для чего-то рождена автором и выведена в свет.

А поскольку рассказ написан по картине Хамса Йохан «Красавица у источника», то есть в рамках выполнения конкурсного задания — хвалю. Особенно за фантазию. Никогда бы не додумался сделать кокетку у городского фонтанчика русалкой...

Сергеева Надежда, «Тепло души»

Текст написан в рамках конкурсного задания как иллюстрация к картине Маковского «Две матери», за что отдельная благодарность. Логично поэтому, что история — о крестьянке, принесшей своего ребёнка когда-то в церковь священнику, так как у неё и так много детей, и не было денег их вырастить. Евлампий же мальчика отдал на воспитание бездетным помещикам. Крестьянка потом приходила у барина ещё денег выпрашивать, что и изображено на картине Маковского. Вскоре после этого она погибла на пожаре, остальных детей помещики тоже взяли к себе, и они выросли в достатке и счастье.

Хороший рассказ, названию напрямую соответствует, написан отличным языком. Стилизация под говор крестьянки и речь хозяев поместья воспринимается естественно, не нарочито. Автор своим текстом делает именно то, чего я от него жду: уводит меня туда, в картину, в тёплый дом, и там я всё вижу и чувствую — уже без автора, впрочем, собственным воображением, и проживаю текст до конца. Слова, замечу в скобках, заметны в начале чтения, а после, если текст сплетён как надо, отдельных слов, как нот в музыке, уже не видишь — а просто погружаешься в мелодию.

Правда, в роли судьи оценочная программа в голове не выключается, да и есть пара замечаний. Вначале несущественные.

«Пять лет назад ты принёс младенца, ставшего нашим сыном. Но ты не объяснил, откуда у тебя этот ребёнок. Я думала, что Илюша твой родной сын, от какой-нибудь селянки.

Павел Ильич повернулся к жене. Крепко её обнял и усадил в кресло.
— Аннушка, и тогда я хотел, и сейчас хочу, чтобы ты мне доверяла».

Если и тогда и сейчас хочет, чтобы доверяла, то почему пять лет назад не объяснил, откуда взялся ребёнок, это же так просто? Мне кажется, фраза о доверии лишняя, кроме того, тормозит чтение. Объяснения Павла Ильича я бы начал сразу с «Ты помнишь, я тогда ездил на именины...» и так далее.

«Он благословил это дело, сочтя его благим, и согласился вписать младенца в метрическую книгу Ильей, назвав нас с тобою его родителями».

А почему же Варвара утверждает: «...моего сына. У меня и бумага в том имеется»? Ведь по закону, по метрической книге он не её сын. Значит, просто шантажирует, не понимая, что её бумажка не имеет никакой силы? Но тогда в тексте это требует объяснений хотя бы одной мимолётной фразой. И уважение к Павлу Ильичу увеличилось бы: зная, что крестьянка блефует, он всё равно даёт ей денег.

Я долго гадал, что ещё мне мешает цельно воспринимать эту историю, и, наконец, понял. Дело в отрезках времени!

Начало. Это происходит сейчас:
«Стоя у открытого окна, Анна Владимировна зябко куталась в шаль, вечер принес прохладу, запахло приближающимся дождём.
Вот в такой же вечер много лет назад она чуть не потеряла сына, её ненаглядного Илюшеньку».

Второй отрывок. Это произошло давно:
«— Варварой меня зовут, али, не признал меня, барин? — гостья нисколько не смущалась в богатой гостиной».

Опять настоящее время:
«Начал моросить мелкий дождик, Анна Владимировна закрыла окно и пошла на кухню.
— Матрёна, всё готово у тебя? — спросила она стряпуху, — скоро уж приедут.
«— Всё, барыня, под паром стоит, как только приедут, подадим на стол.
С улицы донеслось цоканье копыт, вскоре от входа донеслись весёлые голоса».

Снова эпизод из прошлого:.
«… Через год в дождливый день бабьего лета приехал в усадьбу неожиданный гость — отец Евлампий. С ним из экипажа вышли трое ребятишек — мальчик и две девочки, видно погодки. Они испугано оглядывались».

Через год от какого события? Следовало указать, так как этот отрывок из прошлого идёт сразу за отрывком из настоящего... А потом идет концовка тоже из настоящего времени. Получилось: настоящее — прошлое — настоящее — прошлое — настоящее. Я не против использования таких приёмов, иногда они оживляют текст и придают ему ощущение глубины. Но тут, признаюсь, запутался. Лично я бы эпизод, когда Евлампий привёз детей добрым помещикам, вставил перед эпизодом, когда дети взрослые. Ведь главное, что сбило меня с толку — вначале приезжают в усадьбу выросшие, взрослые дети, а вслед за этим является Евлампий и просит их, внезапно оказавшихся маленькими, взять на воспитание.

Эти два текста отличаются (для меня) своим гуманным посылом. Не то чтобы я сторонник «розовых соплей» и сплошного повсеместного милосердия, ведь и самому приходилось в текстах убивать персонажей, не обязательно злодеев. Но сердцу как-то милее теплота душевная. А бездушные жестокие русалки... Ну, законы жанра и не такое допускают, но хоть намёк на что-то человечное, какой-то противовес акульему равнодушию к жертвам — мне бы помог.

Эти два текста, на мой взгляд, роднит то, что они написаны именно к конкурсу, по предоставленным картинам. И тут фантазия Влады Белоусовой, конечно, превосходна своей неожиданностью, как я уже упоминал. Тем не менее, в поединке перевес отдаю истории Надежды Сергеевой.