В ожидании жизни

Я человек … поэтому я слаб. Порой себе я поддаюсь, порой себя превозмогаю.

Нет хуже ничего, чем … против совести переть, она злопамятная дама и не прощает ничего.

Я вырос в … послушании, прилежности в учёбе, в общем, был настолько положительным, что детство вспоминаю как страшный сон и не желал бы возвратиться в пору ту.

Когда я был маленьким, меня интересовали … книги, фантастика и приключенья, сказки. А ещё наука — из рода «Хочу всё знать». Как созданы миры и из чего, и как устроен атом, прерывно время или нет, что ниже абсолютного нуля творится и что в глубинах солнца…

Чего не выношу в литературе, … когда читать неинтересно, сюжет искусственен, а шутки пресны. Ещё когда в достатке «опечаток» в словах и знаках препинанья, хотя и сам по этой части не святой. И бедность слога, и повторность (в разумных рамках — всё ж написано до нас!) я пропущу страницы эдак с третьей, когда сюжетом увлекусь.

Всю свою жизнь я … ждал начала жизни. Уже, видать, и не дождусь.

Чтобы понять писателя, нужно … его читать, по крайней мере. Не стоит ожидать, что можно всех понять.  А уж того, что в книги не вошло, писателю не стоит на вид ставить. Он человек, он может слабым быть.

Судить других … — такая мука! Им можно больно быть из-за вердикта моего. Кто я такой, чтобы судить других? И так себя уж засудил…

Если мне не нравится, чем кончается рассказ, я … или забываю, или, когда затронет душу, придумываю и воображаю, что будет в версии моей. Хуже, когда ни то, ни это…

Меня раздражают люди, которые … мне доставляют неудобство, из-за которых мне неловко. Которые с тобой запанибрата, чего-то лебезят под ухо или же хамят. Но если разобраться, а сам-то я хорош?

Я пишу, потому что … что-то просится наружу, что родилось внутри уже давно, варилось в голове, как в котелке, росло и умирало иной раз. И если интересен мне итог, я верю, что ещё найдётся кто-то, кому понравится. И значит, оно уже живёт.

Хороший читатель — … кто он? Тот, кто на середине книги прервётся, чтобы подумать о том, что прочитал, потом продолжит чтение. А если книгу он проглотит залпом, то снова перечтёт, чтобы подметить то, что пропустил.

Мне смешно смотреть на … то, что делается для того, чтобы было смешно смотреть. Если выходит удачно. Или на котят «озорничайнинг».

Эта фраза часто идёт в другом контексте: «смешно смотреть мне на твои потуги мне что-то доказать иль навязать, или унизить, оскорбить, озлить». Мне это не смешно.

Как-то раз … прочёл роман, он был последним в серии. Конец. Я захотел узнать, что было дальше. И написал. Так начал я писать.

Если в один прекрасный день … я кого-то встречу, то я скажу — действительно прекрасный день! Трудно встретить кого-то среди семи миллиардов. Даже когда знаешь кого.

Я всегда знаю, что … не вечен на земле. Угнетает.

Когда работаешь над текстом, то … есть два этапа — когда летишь за мыслью, не успевая записать её, потом ползёшь, снимаешь стружку… Почему всегда второе дольше?

Если человек к себе прислушивается, он всегда … чего-нибудь наслушается. А надо это ему?

Моя мечта — … «to live forever», вы ж это помните? Он тоже умер.

Если человек хочет … он должен помнить ограничения. «Дай сил сделать, что могу изменить, дай терпения вынести, что не могу, дай разума отличить первое от второго».

Никогда не скажу, … что является только моим. Каждый владеет зоной «табу». Точнее, несколькими зонами с разным допуском для разных индивидов. Полагаю, что есть и зона личного «табу».

Есть определенная мудрость в том, чтобы … выходить из рамок дозволенного. Недалеко и ненадолго. Может, откроешь свою Америку.

Чем старше я становлюсь, тем … больше разница между самосознанием и возрастом.

Враг хорошей шутки — …перевод на другой язык. Другого врага у неё не бывает.

Остап Бендер —  … человек, а не простой мошенник. Артист, для честных не опасный. Его корысть не в деньгах, а в игре.

Гениальность — в … словах: «не делай другому того, чего себе не хочешь».

Я на самом деле — … не писатель, потому что у меня мало того, о чём я мог бы поведать читателю. Писатель тот, кто жаждет разговора со всеми. И имеет что сказать.

Мне нравятся все хорошие … люди? Книги? Дела? А в чём критерий «хорошести»? Трудно в реале с бинарной политикой… «Все люди добрые», — утвеждает булгаковский Иешуа.